Я не вымолвил ни слова, У меня язык прилип к гортани.
Она нагнулась, подняла одну бумажку и подала ее мне.
Я взглянул на нее. Девушка ждала. А я все разглядывал банкнот.
– Что вы скажете, мистер Грейвс? – спросила она.
– Это похоже на деньги, – ответил я.
– Это и есть деньги. Откуда же еще, по-вашему, мы берем их?
– И вы еще утверждаете, что соблюдаете наши законы, – заметил я.
– Я вас не понимаю,
– Вы нарушили один закон. Самый важный из всех. Деньги – это мерило человеческого труда: стоимость построенной человеком дороги, написанной им картины или количества часов, которые он проработал.
– Это деньги, – сказала она. – А нам только это и нужно.
Она снова наклонилась и сгребла всю кучу бумажек. Положила на стол и принялась складывать их стопками. Я понял, что дальнейшие объяснения бесполезны, она все равно ничего не поймет. Ее нельзя было обвинить в цинизме. Или в мошенничестве. Она просто не могла этого понять: пришельцы слабо разбирались в подобных вопросах. Деньги для них были не символом, а изделием. Только этим, и ничем больше.
Она сложила деньги в аккуратные стопки. Потом нагнулась и подобрала несколько бумажек, отлетевших в сторону, когда она поднимала с пола ворох банкнотов. положила их в одну из стопок.
Бумажка, которую я держал в руке, была стоимостью в двадцать долларов, как и большинство остальных, насколько я мог судить; впрочем, там были и десятидолларовые билеты, и кое-где в стопках проглядывали пятидесятидолларовики.
Она сложила все стопки в одну пачку и протянула ее мне.
– Это ваше, – сказала она.
– Но ведь я еще не дал…
– Будете вы работать на нас или нет, они ваши. А вы хорошенько подумайте над тем, что я вам сказала.
– Ладно, – согласился я. – Подумаю.
Я встал и взял у нее деньги. Распихал их по карманам. Карманы от них раздулись.
– Придет день, – сказал я, похлопывая себя по карманам, – когда от них не будет никакого проку. Наступит время, когда на них нечего будет купить.
– Когда настанет этот день, – сказала она, – их заменит что-нибудь другое. Вы будете обеспечены всем, что вам тогда понадобится.
Я стоял и думал, но почему-то думал я только о том, что теперь мне есть чем расплатиться с шофером такси. За исключением этой мысли, голова моя была абсолютно пуста. Безмерная гнусность этой бесед начисто выпотрошила меня – осталось лишь ощущение полного поражения и мысль, о том, что я теперь могу расплатиться с шофером.
Я знал, что должен поскорее унести отсюда ноги. Должен покинуть этот дом прежде, чем меня захлестнет сокрушительный шквал эмоций. Должен уйти, пока во мне не взбунтовалось человеческое достоинство. Я должен уехать, выбрать место и время и все как следует обдумать. А пока пусть они считают, что я согласен стать их союзником.