Я вспомнил, как в то утро, развалясь в кресле, он спал в комнате радиопрослушивания, а жить-то ему оставалось меньше суток; вспомнил, как он легко проснулся, не рассерженный, не удивленный, и завел разговор в своем обычном сумасшедшем стиле, к которому давно привыкли те, кто его хорошо знал.
– Подожди нас, – сказал я Псу. – Мы не очень задержимся.
Мы с Джой поднялись по ступенькам, и я собрался было забарабанить в парадное, но дверь оказалась незапертой. Мы одолели лестницу – дверь в лабораторию Стирлинга была открыта настежь.
Двое мужчин, поджидая нас, сидели на лабораторном столе. Они о чем-то разговаривали, но при звуке наших шагов в коридоре разом замолчали – мы слышали, как они прервали свою беседу, – и уже молча ждали нашего появления.
Один из них был Джо Ньюмен – тот самый малый, который позвонил мне по поводу катившихся по дороге кегельных шаров.
– Привет, Паркер, – сказал он, спрыгнув со стола, – Привет, Джой.
– Привет, привет, – отозвалась Джой.
– Это Билл Лиггет, – представил второго мужчину Джо Ньюмен. – Он из отдела по расследованию убийств.
– Из отдела по расследованию убийств? – переспросил я.
– Конечно, – ответил Джо. – Они ведь считают, что Стирлинга кто– то прикончил.
Я круто повернулся к сыщику.
Он кивнул.
– Он умер от асфиксии. Как будто его придушили. Однако на нем не обнаружили никаких следов насилия.
– Вы хотите сказать…
– Видите ли, Грейвс, если один человек душит другого, он оставляет на шее своей жертвы следы. Синяки, ссадины. Нужно немало потрудиться, чтобы задушить человека насмерть, И как правило, при этом наносятся значительные телесные повреждения.
– А на нем их нет?
– Абсолютно.
– Так, может, он просто задохнулся. Подавился едой или питьем. Или у него была мышечная судорога.
– Док это отрицает.
Я покачал головой.
– Черт те что!
– Быть может, что-нибудь выяснится после вскрытия, – сказал Лиггет.
– Просто не верится, что он умер, – сказал я. – Я ведь видел его только сегодня вечером.
– Насколько нам известно, – произнес Лиггет, – вы последний, кто видел его в живых. Ведь он был жив тогда, верно?
– Живей живого.
– В котором это было часу?
– Примерно в половине одиннадцатого. А может, около одиннадцати.
– Сторож сказал, что он впустил вас. С собакой. Он хорошо это помнит, потому что не хотел тогда пускать собаку. Говорит, вы заявили, что это не собака, а подопытный экземпляр. Это правда, Грейвс?
– Черт побери, конечно, нет, – ответил я. – Я просто пошутил.
– А почему вам понадобилось тащить с собой наверх собаку? Ведь сторож вам запретил.
– Я хотел показать ее Стирлингу. Мы с ним раньше говорили о ней. Во многих отношениях это весьма примечательный пес. Несколько дней он крутился около моего дома и вел себя вполне дружелюбно.