Руки милорда вцепились в мои волосы. Я чувствовала, как судорожно вздымается его грудь под моей покрытой ссадинами щекой. Подняв голову, я заставила себя открыть глаза и посмотрела на них.
— Я упала… — сказала я… — А теперь оставьте моего мужа в покое. Оставьте его в покое.
Их слова слились в невнятное гудение, в один гневный голос, от звука которого моя головная боль усиливалась. Я уже ничего не соображала и, когда холодный край стакана прижался к моей нижней губе, я перестала сопротивляться и проглотила горькую микстуру, предвидя, что погружусь в летаргию. Скоро я перестала ощущать боль. Я уплывала куда-то, гадая какими-то еще бодрствовавшими частицами своего рассудка, суждено ли мне будет проснуться.
Я проспала весь следующий день. Ночью я обнаружила, что с изножья моей постели на меня смотрят желтые глаза Вельзевула. Надо мной склонился Тревор, нежно проводя ладонями по моим рукам — вверх и вниз.
— Вы проснулись, — мягко сказал он. — Как чувствуете себя?
Облизав пересохшие губы, я заговорила хриплым чужим голосом:
— Как будто мне вкатили хорошую дозу лауданума.
— Он спасает от боли.
— Благодарю. Но не думаю, что мне понадобится новая доза. Как вы знаете, к нему можно привыкнуть.
Тревор улыбнулся.
— Нет, если принимать его с осторожностью. Но как вам будет угодно.
Он осторожно опустился на край постели и продолжал:
— Я рекомендую постельный режим, по крайней мере на неделю.
Как только Вельзевул спрыгнул с кровати и бросился к двери, я на мгновение закрыла глаза, чтобы передохнуть.
— Как, собственно, это случилось?
— Должно быть, зацепилась за что-то.
— Вы продолжаете выгораживать его. Зачем? Я открыла глаза.
— Ник пытался убить вас, а вы защищаете его.
— Не знаю, о чем вы толкуете.
Его черты исказились от гнева. Он встал с кровати и направился к двери, но оглянулся с порога.
— Если это не может вас убедить, что Ника следует изолировать и обезопасить от него окружающих, то, я полагаю, ничто вас убедить не может.
Через несколько минут после ухода Тревора в комнату впорхнула Адриенна. Прежде чем я упросила ее сесть, она несколько минут металась по комнате, расхаживая туда и сюда. Наконец она опустилась на край стула.
— Вы бледны, как статуя, — сказала я ей.
Ее белые руки теребили ткань платья, а синие глаза были устремлены куда-то через комнату, по-видимому, в окно.
— Сейчас я получила весьма тревожные известия и не знаю, чего теперь ждать. Я получила письмо от леди Грей. Ее муж только что вернулся из Франции…
Слова замерли на устах. Фраза осталась неоконченной. Она снова посмотрела на меня. Но я не могла ответить. Обезболивающее действие лауданума начинало проходить, и я все сильнее теперь ощущала боль в ушибленном теле.