Но счастье оказалось непрочным. Потемкин был капризен, ревнив, вспыльчив. «У князя с государыней нередко бывали размолвки, — вспоминал Ф. В. Секретарев, мальчиком живший в доме Потемкина. — Мне случалось видеть… как князь кричал в гневе на горько плакавшую императрицу, вскакивал с места и скорыми, порывистыми шагами направлялся к двери, с сердцем отворял ее и так ею хлопал, что даже стекла дребезжали и тряслась мебель». Нам неизвестно, эти ли черты характера Потемкина или что-то иное стало причиной их разрыва, но так или иначе вплоть до смерти князя в 1791 г. он оставался самым близким другом и сотрудником Екатерины, немало сделавшим для прославления ее царствования.
За Потемкиным последовали другие: Завадовский, Римский-Корсаков, Дмитриев-Мамонов, Ланской, Зубов. Все это были молодые гвардейские офицеры из не слишком богатых дворянских семейств (показательно, что среди фаворитов не было ни одного иностранца), с которыми императрица проводила досуг, приобщая их к своим интересам и интеллектуальным занятиям. Так, например, А. Д. Ланского она обучала искусству вырезания камей, которым сама, по моде того времени, была страстно увлечена. Неожиданную смерть юноши императрица переживала как трагедию и щедро одарила его близких, оставив им все подаренные возлюбленному имения.
Влюбляясь в своих избранников, привязываясь к ним, подпадая под их влияние и исполняя их прихоти, Екатерина, однако, никогда не теряла головы и не делилась с ними властью. «Слабости ее были сопряжены с ее полом, — заметил один из современников, — и хотя некоторые из ее любимцев и во зло употребляли ее милость, но государству ощутимого вреда не наносили». Говоря же в целом о фаворитизме как явлении русской жизни XVIII в., следует иметь в виду, что оно было характерно не только для России. Это также был элемент культуры эпохи Просвещения, соответствовавший общепринятым нормам поведения. Екатерина при этом никогда не афишировала своих отношений с любовниками, хотя и не скрывала их. В целом фаворитизм, конечно, придавал атмосфере петербургского двора легкий оттенок чувственности, вообще свойственный культуре этого времени, хотя петербургские нравы были значительно более пуританскими, чем, скажем, в Версале той же поры.
Также соответствовали времени придворные развлечения — балы, маскарады, фейерверки, причем во время маскарадов поощрялось переодевание мужчин в женское, а женщин в мужское платье. Екатерина любила такого рода развлечения, возможно, еще и потому, что мужское платье ей шло. А вот играть в карты императрица не любила, и хотя и не запрещала это делать другим, но и не поощряла. Подобному времяпрепровождению она предпочитала остроумную беседу, занятные рассказы бывалых людей или обсуждение литературных новинок. И почти каждый вечер вокруг императрицы собирался узкий кружок приятных ей людей (такие собрания назывались «малым эрмитажем»), занимавших Екатерину своими разговорами и спорами. В целом же развлечения двора соответствовали европейской моде того времени и уже не имели того оттенка азиатчины, как во времена Анны Иоанновны.