Но вот наконец показался Рыжик. Стрела тотчас узнал приятеля, как только его рыжеволосая голова вынырнула из длинного ряда возов, двигавшихся по дороге в город.
Левушка вышел на шоссе и стал так, чтобы Рыжик мог его заметить. Через несколько минут приятели уже были вместе. Санька принес с собою неизменную колбасу и пару булок.
– А знаешь, ведь я два раза получил! – захлебываясь от восторга, сообщил Рыжик.
– Разве?
– Верно говорю! Я совсем и не думал, что так будет. Вышел этот ксендз, а нас много-много собралось… человек этак сорок, а может, и сто… И столпились это все, и руки протянули… Вот в мою руку как попал двугривенный, я хотел уйти. Вдруг слышу – меня зовет барыня, что с ксендзом была. Я подошел. Она посмотрела на меня и что-то спросила по-польски, а я замотал головой: дескать, не понимаю. А она, должно, подумала, что говорю: «Не получал». Ну, она и дала мне еще двадцать копеек.
– Беда невелика, – сказал Левушка, – ведь они со всех городов получают, а раздают-то в одном… А вот за колбасу да за булки – ты молодец. Жрать до смерти хочется… Вот что, брат, погода скверная, везде мокро, сесть негде и холодно. Так вот не зайти ли нам куда-нибудь?
– А куда?
– Вот я и думаю об этом… Знаешь что? Отправимся сейчас дальше, дойдем до первой корчмы и там весь день отдыхать будем. А перед вечером выйдем из корчмы и в первой деревне заночуем…
– А то можно и в корчме ночевать. Куда ходить по такой погоде? – подхватил Рыжик, которому план Левушки очень понравился.
– Нет, брат, мне нельзя в корчме ночевать, – проговорил Стрела и тяжко вздохнул.
– Почему нельзя?
– Опять же потому, что меня узнать могут. Как ты этого не понимаешь? Днем я первый увижу знакомого и могу удрать, а сонного меня, как маленького, схватят и потащат… Ах, да… денег у тебя много осталось?
Рыжик вместо ответа запустил руку в карман парусиновых штанишек и вытащил оттуда двугривенный.
– Ну, так мы живем! – воскликнул Левушка и бодро тронулся в путь.
Рядом с ним зашагал и Санька.
В тот же день к вечеру приятели подошли к небольшой деревушке, раскинувшейся почти у самой дороги.
Погода к тому времени улучшилась. Ветер притих, а на небе стали появляться голубые просветы. В воздухе опять почувствовалось тепло и мягкая, покойная тишина летнего вечера. В деревне еще не спали. На улице в одних рубашонках бегали ребятишки, белоголовые, голубоглазые, и оглашали воздух веселыми, звонкими голосами. Пожилые крестьяне-жмудяки сидели перед избами и меланхолично покуривали свои носогрейки. На босых ногах крестьян красовались деревянные туфли, вроде больших неуклюжих колодок. Молодежь – парни и девушки – затевала хоровод. У девушек волосы были заплетены в две косы. Одеты они были в длинные белые кофты и в юбки из пестрой клетчатой материи. Парни щеголяли ярко вычищенными сапогами и серыми двубортными курточками с огромными костяными пуговицами. Девушки затянули песню на непонятном для Рыжика языке и, точно сонные, медленно, едва шевелясь, повели хоровод. Парни приплясывали на одном месте и скалили зубы. Все это происходило на небольшом и не совсем еще высохшем лужке перед самой деревней.