– Глянь-кося, – указывая пальцем на цилиндр одного молодого человека, проходившего мимо, воскликнул Спирька, – шапка-то какая: не то ведро, не то тумба!
– Гляди, фургон какой! – кричал Санька, указывая на омнибус.
– Погоди, сейчас подкую вон того барина, – сказал Спирька, и, подскочив к богато одетому мужчине, он сдернул с себя шапку, согнулся в три погибели и, протянув руку, затянул хорошо знакомую ему песню: «Благодетели милостивые! Подайте христа ради сироте круглому… Христьяне православные…»
Мужчина не дал докончить Спирьке и сунул ему в руку двугривенный. Вьюн, увидав монету, в восторге подскочил к Рыжику и воскликнул:
– Глянь-кось, сколько отвалил! Вот так почин!..
– И я стрелять буду! – решительно заявил Рыжик.
– И отлично сделаешь, – одобрил Спирька. – Идем дальше!
Они вышли на главную улицу, на Дерибасовскую, и… ахнули от изумления. Такая роскошь, такой блеск, такое богатство никогда и во сне им не снились! На время они даже и нищенствовать забыли. Они шли по тротуару, где сплошной массой двигалась нарядная, праздная публика. Рыжик в своих тяжелых сапогах, огромных и серых от засохшей на них грязи, не раз наступал на платья дам, за что его награждали злобными взглядами и нелестными словечками. Рыжику это шествие, теснота и давка надоели очень скоро.
– Пойдем на середку, – обратился он к Спирьке, – здесь господа толкаются. Ну их!..
– Идем, мне все едино, – согласился Вьюн.
Приятели вышли на середину улицы. Но не успели они сделать несколько шагов, как их увидал стоявший на посту городовой, высокий, полный, с горизонтально лежащими темными усами.
– Вы чего сюда затесались?.. Вон отсюда!.. – зарычал на них блюститель порядка, надув щеки и сверкая глазами.
Неожиданно появившийся городовой насмерть перепугал маленьких оборвышей. Охваченные паникой, они быстро повернули назад и со всех ног бросились бежать, держась середины улицы.
– Бере-гись!.. – вдруг гаркнул на них бородатый кучер, и, как вихрь, промчалась мимо ребят пара рысаков, запряженных в шикарную коляску, в которой сидела дама в огромной шляпе с дрожащим красным пером и крохотная беленькая собачка.
Крик сытого кучера, точно удар кнута, ожег приятелей, и они, как ошпаренные, отскочили в сторону. Но там на них крикнул другой кучер, мчавшийся с противоположной стороны. Мальчики окончательно растерялись и снова бросились бежать посередине улицы, пока опять не наткнулись на городового.
– А!! – разинул рот городовой.
Но оборвыши не дали ему окончить и в ужасе повернули назад.
Спирька с Рыжиком очутились в положении кур, забредших в чужой огород. Дети гонятся за ними, кричат им: «Киш, киш!..», а обезумевшие от страха куры мечутся по засеянным грядкам, не находя выхода.