Врачи тщательно обследовали Латура и объявили, что у него врожденный идиотизм и что он никогда не мог общаться с миром, хотя органы речи у него в порядке. Пациент страдал истощением и имел склонность к одержимости и меланхолии. Кульмье снова вызвал к себе этого странного маленького человечка и сказал, что ему могут предоставить место в новом отделении. Он будет пациентом номер 423, сказал директор, довольный тем, как все обернулось. Взглянув на жалкое улыбающееся лицо старика, Кульмье добавил, что они не могут разрешить ему проводить в клинике научные исследования. Латур, который с беспокойством слушал директора, вдруг наклонился к нему через стол, схватил перо и бумагу и размашисто вывел: «Я пришел, чтобы написать здесь свои признания». Кульмье прочитал написанное. Ему пришлось снова объяснить Латуру, что он не может разрешить ему проводить в Шарантоне научную работу. Но, взглянув в лазурно-синие глаза Латура, он понял, что тот открыл что-то интересное и никакие правила не смогут помешать ему сделать новые открытия. Этот странный человек заинтересовал Кульмье, и он решил поощрить его работу. Тем временем он будет наблюдать за ним. Кульмье попытался узнать у Латура его имя. Но больной как будто забыл его. «Не знаю», – написал он на бумаге. В Шарантоне Латур получил прозвище Ученый.
Еще несколько лет назад клиника для душевнобольных находилась в плачевном состоянии. Здания обветшали, деревья в саду были вырублены, в кассе оставалось двести шестьдесят четыре франка. В клинике было всего шестнадцать кроватей. Новый директор навел порядок, построил женское отделение, и теперь клиника могла принять уже не одну сотню пациентов.
Кульмье был вдохновлен теориями великого филантропа Пинеля [20]. Больные распределялись в соответствии с их диагнозом. Ипохондрия, меланхолия, безумие, мании, идиотизм. Буйные и опасные больные изолировались в особом отделении. «Лучшее средство от сильных страстей – терпение и время», – обычно говорил Кульмье. Тем, кто хорошо знал директора, эта фраза служила руководством по самоизлечению. Директор был человек энергичный, и мысль его, можно сказать, неслась вскачь. Клиника была открыта для всех без исключения душевнобольных. Из темных ям, в которых они содержались прежде, им открывалась дорога в сады свободы. Кульмье не верил в цепи и хлыст как метод лечения. Он был уверен, что под буйством безумца скрывается оскорбленная и глубоко несчастная душа и что в определенных случаях больному надо дать выговориться, отыскивая при этом в его речи разумные слова, а во снах – четкие образы и картины. Безумец должен понять бесполезность безумия, раскаяться, научиться самокритично оценивать свои поступки и таким образом вернуть себе разум. Больные должны отвернуться от хаоса безумия и в будущем жить по законам и морали общества.