Я медленно выпрямился, держа в руке трофеи. Обрывок бумаги — верхняя часть фирменного бланка Ярдмана. Банкнот неизвестной страны и несколько травинок сена.
Обрывок бумаги и купюра были пришпилены булавкой, а травинки оказались между ними.
— Что за чепуха? — произнесла Габриэлла.
— Ты не знаешь, что это за валюта? — спросил я, показывая ей купюру.
Оглядев ее с двух сторон, она сказала:
— Югославская. Сто динаров.
— И сколько же это?
— Примерно пять тысяч сто лир.
Три фунта. Клочок бумаги. Сено. И все было запрятано во флакон. Габриэлла взяла у меня из рук бумажки и отцепила булавку.
— Что все это значит? — спросила она.
— Понятия не имею, послание в бутылке, но что оно значит?
— В бумаге какие-то дырочки, — сообщила Габриэлла.
— Это от булавки.
— Нет, их гораздо больше. Смотри. — Она подняла бумажку. Красные печатные буквы бланка гласили: «АГЕНТСТВО ЯРДМАНА. ТРАНСПОРТИРОВКА ГРУЗОВ». Клочок был размером шесть дюймов на два. Я посмотрел его на свет.
Саймон наколол булавкой пять букв. «ЛЮДЕЙ». Меня обдало жаром.
— Что все это значит? — спросила Габриэлла.
— Посмотри, как он наколол буквы — получается: «АГЕНТСТВО ЯРДМАНА. ТРАНСПОРТИРОВКА ЛЮДЕЙ».
Моя интонация явно ее напугала. Она, похоже, что-то почувствовала.
— Но как все это понимать?
— У Саймона не было карандаша, — мрачно отозвался я, избегая объяснений. Только булавки в лацкане пиджака. Записка в бутылке, которую наконец выбросило волной на берег. — Надо подумать, — сказал я. — Надо все хорошенько вспомнить.
Мы уселись на пустые ящики, сваленные в углу двора. Я уставился на побеленную стену дома.
— Расскажи, в чем дело, — попросила Габриэлла. — У тебя такой вид...
— Билли... Билли устраивает дымовую завесу.
— Кто это такой?
— Конюх. Или, по крайней мере, прикидывается конюхом. Всякий раз, когда он летал, на борту был человек, который обратно не возвращался.
— Саймон? — недоверчиво протянула Габриэлла.
— Сейчас я не о Саймоне, хотя и с ним на борту был Билли. Люди, которые путешествовали под видом конюхов, назад не возвращались. Я не помню их лиц, потому что Билли делал все, чтобы у меня не было возможности с ними пообщаться.
— Что же он делал?
— Много чего. Оскорблял меня и... — Я замолчал, пытаясь припомнить этих попутчиков. — Первый раз, когда я летел с Билли, с нами был толстяк по имени Джон. По крайней мере, так мне его представили. От него не было никакого толку. Он понятия не имел, как обращаться с лошадьми. В тот день мы дважды летали во Францию. Похоже, Джон собирался остаться там уже после первого прилета. Я видел, как они горячо спорили с Билли, и тот, видно, заставил его слетать еще раз. Когда Джон согласился лететь обратно, Билли вылил пиво мне на ноги, чтобы я думал об этом, а не о Джоне. А во второй раз он и вовсе устроил со мной потасовку.