— Люди, работающие в авиакомпаниях, просто рехнулись бы, если бы им устраивали такую же проверку паспортов, как и всем остальным, — сказала Габриэлла.
— Да, обычно в этом нет необходимости. И вообще, не так-то просто прокатиться в один конец, даже в качестве работника фирмы. Просто невозможно, если у тебя нет связей. Если кому-то вдруг захотелось без помех прокатиться в другую страну, ему будет трудно попасть на борт самолета, который везет лошадей. Но если транспортное агентство или кто-то из его сотрудников готовы организовать нелегальный экспорт людей, наряду с лошадьми, тогда все делается проще простого.
— Но что это за люди?
— Ну, Билли, конечно, вряд ли рекламирует свою деятельность в газетах, но в клиентах у него явно нет недостатка.
— Мошенники? — спросила Габриэлла.
Я повертел в руках банкнот, потом былинки.
— Почему вдруг сено? — в свою очередь, задал я вопрос.
— Может, он нашел деньги в сене, — сказала Габриэлла, пожимая плечами.
— Ну конечно! — воскликнул я. — Ты абсолютно права! В сетках для сена, куда и не думают заглядывать таможенники. Может, они переправляют контрабандой не только людей, но и валюту?
Я рассказал Габриэлле, как Билли наполнил вместо меня сетку с сеном и как это меня тогда поразило.
— Но, Генри, милый, я не понимаю совсем другого. Почему тебя не удивили все эти пакости Билли? Мне бы это показалось очень странным. Я бы устроила большой шум... — Габриэлла говорила с удивлением и огорчением в голосе.
— Я просто решил, что все это из-за того, что я...
— Ты — что? — не поняла она.
— Потому что я принадлежу, — продолжил я с улыбкой, — к тому слою общества, который он хотел бы истребить.
— Генри! Что это за слой?
— Как тебе сказать... Ну, у вас в Италии и по сей день есть графы и графини...
— А ты что... граф?
— Вроде бы. Да, граф.
— Вроде бы граф, — неуверенно отозвалась она, готовая рассмеяться шутке, подозревая, что я ее разыгрываю.
— Поведение Билли по отношению ко мне не удивило меня, потому что я знал: он ненавидит меня лютой ненавистью за мой титул.
— Тогда все становится на свои места. — Габриэлла ухитрилась одновременно и улыбнуться, и нахмуриться, отчего сделалась очаровательной. — Но если ты граф, то почему, скажи на милость, ты возишься с лошадьми?
— А ты сама попробуй мне это объяснить.
Она внимательно на меня посмотрела, потом обняла за шею и, прижавшись щекой к щеке, прошептала:
— Тебе недостаточно иметь титул. Тебе надо... Надо доказать миру, что ты... — Она порылась в своем французском запасе слов и сказала: — Что ты... настоящий!
Я издал глубокий вздох, в котором смешались любовь и облегчение, и поцеловал ее туда, где над ухом свисала темная прядь.