— Спасибо, Элиза. И мы возьмем с собой чашу для пунша. — Аласдэр направился к двери. — Пойдем, Эмма.
Скольких женщин он уже приводил раньше в это маленькое любовное гнездышко? Одних ветрениц или таких, как леди Мелроуз, тоже? Наверное, она лишь одна из череды дам, которые поднимались по этой лестнице с Аласдэром. Эмма стояла, не в силах сделать шага ни вперед, ни назад.
— Пойдем, Эмма, — повторил молодой человек и взял ее за руку. — Верь мне.
Именно этого она и не могла. Доверие — хрупкая вещь: раз разобьешь, потом не склеишь. Никогда больше она не сможет всем сердцем доверять Аласдэру.
Но развлекаться с ним она способна, сказала себе Эмма. Стать такой, как Аласдэр. Наслаждаться страстью, но при этом сохранять нетронутыми сердце и душу. Накануне вечером и сегодня снова, в греческом храме, ее охватило желание. Она и тогда знала все об Аласдэре. Так отчего же это беспокойство? Она пришла сюда за наслаждением. И она его обретет.
Эмма стиснула ладонь Аласдэра и пошла с ним по лестнице.
Спальня на верхней площадке оказалась совсем небольшой, но светлой и опрятной — с восковыми свечами, начищенной медью и пылающим в камине огнем. Дождь барабанил в переплет окна, и от этого в комнате делалось еще уютнее.
Эмма бросила взгляд на кровать. Красивое лоскутное покрывало удачно гармонировало с ситцевой драпировкой стен. Сколько женщин делили эту кровать с Аласдэром? Нет! Она больше не позволит себе думать об этом.
— Пойдем к огню. — Аласдэр подтолкнул ее к жаркому камину. Снял шляпку с поникшим и сеявшим повсюду капли пером и бросил на стул. Потом освободил от шпилек волосы. Они рассыпались по плечам, и он взял в ладони по пряди с каждой стороны.
— Пусть никакие дурные мысли не портят этого, любовь моя. — Аласдэр поцеловал ее в губы. — Я так тебя хочу! Я так без тебя скучал!
Он начал расстегивать ее жакет. Пальцы соскальзывали с украшенных аксельбантами пуговиц, потому что петельки от дождя сделались уже.
— Ничего себе наряд! — Аласдэр понял: для того чтобы снять жакет, ему предстоит расстегнуть по ряду крохотных перламутровых пуговичек на каждом рукаве.
Эмма нетерпеливо поежилась.
— Раздевайся, а я разденусь сама.
Аласдэр покачал головой:
— Ну нет, мне надо учиться терпению. — Он довольно заворчал, когда, справившись со вторым рукавом, отбросил жакет прочь, распустил накрахмаленный полотняный галстучек и расстегнул рубашку. — Ты всегда носишь так много одежды. Раньше я не замечал, чтобы приходилось так много снимать.
— Я тоже, — пробормотала Эмма. — Может быть, мы просто не так спешили. Или, — добавила она с озорством, — ты подрастерял опыт.