— Ты утверждаешь, что ты — хозяин своего слова, — проговорила она так же мягко. — Все наши земляки верили тебе. Ты обещал вернуть мне мужа. Ты лгал мне про бомбы. У тебя даже нет с собой прибора, чтобы взорвать их. У тебя даже нет с собой прибора… Ты уговорил меня подвергнуться страшному риску и спрятать эти бомбы, но тебя на самом деле волновало только одно: деньги!
На темном горизонте появилась светлая полоска. Начинало всходить солнце. Через час забрезжит рассвет.
— Итак, я наказываю тебя, человек лжи, — прошептала Анита.
Она подняла веко Мануэля, твердой рукой вонзила кинжал в глазное яблоко и повернула лезвие. Затем она проделала то же самое с его левым глазом.
— К тебе, слепому, человек лжи, никто не обратится за советом и помощью. Ты никогда и никого не сможешь предать, как предал меня. Влачи же свою жалкую жизнь.
Когда из глаз Мануэля потекла кровь, она встала и опустилась на колени перед Фуентесом.
— Если бы тебя не было, — сказала она хрипло, — Педро был бы сейчас жив.
Держа рукоятку обеими руками, она в маниакальном припадке злобы вонзила кинжал в бесчувственное тело…
Когда первые лучи солнца осветили небо, Анита прошла через гостиную в ванную комнату Уилбура, чтобы смыть кровь с рук и кинжала.
Она чувствовала себя спокойнее, но не полностью удовлетворенной.
Педро не покоится с миром, пока был жив тот полицейский, застреливший его. Она задумалась. Как же его звали? На мгновение ее охватил страх, что она забыла имя, но в памяти отчетливо всплыло: Том Лепски.
Но где он живет? Где его найти? Она даже не знает, как он выглядит! Анита снова задумалась, затем проскользнула в гостиную и отыскала телефонную книгу. Ей понадобилось всего несколько минут, чтобы найти адрес Лепски. И она снова остановилась. Этот полицейский едва ли будет такой легкой мишенью, как эти двое. К нему опасно близко подходить и тем более вынимать нож. Она бросилась туда, где оставила револьвер Фуентеса. Схватив кинжал и револьвер, Анита выскочила из апартаментов, бесшумно побежала вниз по лестнице к служебному входу и вышла на улицу, где занимался еще один жаркий, душный день.
* * *
В 7.30 Лепски приступил к завтраку: яичница из трех яиц и толстый ломоть ветчины, поджаренный до хрустящей корочки.
Кэрол сидела напротив и смотрела, как он жует, с возрастающей завистью.
Кэрол всегда следила за фигурой и позволяла себе на завтрак только чашку кофе без сахара. В то утро, наблюдая за Лепски, она чувствовала какой-то сосущий голод. Как женщина волевая, она поборола в себе сильное искушение отобрать у мужа тарелку и доесть оставшееся яйцо и кусок ветчины. Но сдержаться от критических замечаний она уже не могла.