Единственное, где она может приложить свои силы, — это работа телохранителя. Телохранители-женщины всегда очень ценятся.
— Ой, что это у тебя? — вывел ее из раздумий голос сестры. — Какой ужас!
Орландина подумала, что речь идет о ее татуировках, и приготовилась выслушать речь насчет морали и приличий.
— Что это?! — испуганно повторила Орланда, протягивая пальчик к белому треугольничку шрама под ее левой грудью.
Амазонка уже решила рассказать про тот бой, когда она прикончила своего первого врага, но вдруг раздумала. Что-то не тянуло ее хвастаться трупами перед единственным родным по крови человеком. Впрочем, выражение подлинного ужаса на лице сестры доставило ей некоторое удовольствие. А вот она тогда почти не испугалась, хотя запомнила этот случай хорошо.
И вдруг… Орландина вновь заново словно вернулась в тот день. И вновь пережила… Нет, на этот раз все было по-другому. Она ощутила, как сталь входит в ее тело, услышала даже сквозь звуки близкого боя, как со скрежетом лопаются кольца доспеха, почувствовала, как чуть затормозившее острие проходит дальше, между ее ребрами, и как за показавшиеся бесконечно долгими мгновения стилет протыкает ее сердце, останавливая его, и со всех сторон наваливается мрак небытия…
И дальше не было бы ничего. Она бы не отметила свои шестнадцать лет, не целовалась бы украдкой с Чижиком, не встретила бы Клеора, не стала бы женщиной, не узнала бы, что у нее есть сестра… И сейчас только матушка Сэйра помнила бы о ней…
Орландина вздрогнула от обжигающего укола в груди и, чтобы не выдать себя, отвернулась, бормоча про себя молитвы к духам-покровителям об избавлении от жуткого наваждения.
— Это? А это, сестренка, меня убивали, — ответила негромко.
И если бы увидела себя сейчас со стороны, то подивилась, насколько стали похожи их с сестрой лица…
— Плесни-ка еще тепленькой, — попросила амазонка, намыливая голову.
Продолжать невеселый разговор не хотелось.
Ланда с готовностью зачерпнула тазиком воды из бассейна и внезапно тоненько завизжала.
Из водоема на нее глядели два больших круглых и желтых ока.
— Ой! Ой-ой-ой!! — заголосила послушница и разжала руки.
Таз глухо стукнул о мраморный пол.
— Что? — всполошилась ничего не понимающая Орландина. — Что такое?!
Она никак не могла раскрыть глаза — проклятое мыло так и норовило их выесть.
— Там! — рыдала сестра. — Та-ам!..
И никак не могла закончить фразу.
Воительнице наконец удалось справиться с кусачим неприятелем, и она грозно уставилась туда, куда тыкала дрожащим пальцем Орланда.
— Ничего не вижу! — пожала плечами.