— Помни, — раздался шепот у нее над плечом. — Они умирают.
То была Смерть на развалинах старого дерева.
— Исчезни, — сказала Арафель.
— Они принесут тебе боль.
— Исчезни, выскочка.
— Они неблагодарны за дары.
— В третий раз говорю — сгинь.
И Смерть ушла, оставив за собой лишь стылый воздух, ибо не могла ослушаться в третий раз.
Арафель нахмурилась и отпрянула, свернув своим путем в эльфийскую ночь, освещаемую лишь ее собственным сияньем, да бледно-зеленой луной.
Она часто вспоминала об этой встрече, но не рисковала снова попасться Смерти на глаза. Ее гордость, надменная эльфийская гордость не позволяла ей признаться в том, что Смерть смущала ее, и все же она отложила свое возвращение на следующее лето, а может, и не на следующее… что значит время для того, кто помнит крохотными ростками вековые деревья? Но, наконец, она вернулась в этот лес рядом с Кер Веллом и снова была смущена быстротечностью человеческой жизни, ибо дитя стало гораздо выше, когда она снова увидела его играющим на полоске у стены. Девочка уставилась на нее огромными детскими глазами, позабыв о кукле, лежавшей на коленях. С ней снова были спутницы, которые болтали и смеялись резкими лукавыми голосами, не замечая гостьи. Они сидели кружком, разложив свои яркие юбки, а пальцы их сновали, занимаясь вышивкой. Лишь девочка смотрела на нее с серьезным интересом.
И Арафель, скрестив ноги, опустилась на землю, и девочка принесла ей венки из маргариток и показала, как загадывать желания. Они вместе смеялись, но потом прибежали девушки и увели девочку от леса, отругав ее.
Арафель приходила не каждый день и даже не каждый месяц. Иногда она была занята другими делами, но в эти дни она часто вспоминала людей и много пела, и была счастлива.
Но время у смертных тянется долго, и однажды, когда ее не было несколько месяцев, девочка села на своего пони и направилась в лес искать ее вдоль поросших ивами берегов Керберна.
Лесной сумрак становился все гуще, и это место не годилось для ребенка. Толстенький пони знал это и, сбросив ее со спины, в ужасе убежал прочь. А Бранвин стряхнула с рук мокрые листья и, сжав губы, не позволяла им дрожать, ибо то, что испугало пони, кряхтело и шепталось в соседнем кусте.
Много незваных пришельцев хлынуло в Элвуд тем вечером — зазвенели рога и человеческие голоса, и нашли бедного пони с переломанной шеей. И Эвальд заехал глубже всех, движимый отчаянием и отцовской любовью… и группа под предводительством Скаги зашла так далеко, как можно было зайти, только стыдясь Эвальда и боясь гнева Скаги.