2. Операции подводного флота во взаимодействии с авиацией будут продолжаться до тех пор, пока не будут отрезаны все пути, по которым доставляется снабжение на Британские острова. Даже если наши острова капитулируют, а Британская империя будет продолжать сражаться, блокада Англии будет продолжаться, хотя бы это грозило голодной смертью всем ее обитателям до последнего.
Во время третьей беседы, 15 мая, не было сказано ничего особенного, за исключением нескольких пренебрежительных замечаний о Вашей стране и о той помощи, которую Вы сможете оказать нам. Боюсь, что на него, в частности, не производит особого впечатления то, что ему известно, по его мнению, о выпускаемых Вами самолетах.
Гесс, по-видимому, пребывает в добром здравии и не нервничает, причем у него не наблюдается обычных признаков умопомешательства. Он заявляет, что этот полет в Англию является его собственной идеей и что Гитлеру не было известно о нем заранее. Если ему можно верить, то он рассчитывал связаться с участниками «движения за мир» в Англии, которым он помог бы прогнать нынешнее правительство. Если он говорит искренне и находится в здравом уме, то это отрадный признак плохой работы германской разведки. С ним не будут плохо обращаться, но желательно, чтобы пресса не представляла его и его авантюру в романтическом свете. Нам не следует забывать о том, что он несет долю ответственности за все преступления Гитлера и является потенциальным военным преступником, судьба которого в конечном счете неизбежно должна зависеть от решения союзных правительств.
Г-н президент, все вышесказанное сообщается только для Вашего личного сведения. Мы здесь полагаем, что на некоторое время лучше предоставить прессе заняться обсуждением этого вопроса с тем, чтобы дать немцам пищу для догадок. Пленные немецкие офицеры, которые находятся здесь, были сильно взволнованы этим известием, и я не сомневаюсь, что германская армия будет чрезвычайно встревожена тем, что он может проболтаться о чем-нибудь».
Объяснения, которые сам Гесс дал врачу, вряд ли проливают больше света на этот вопрос.
«Он заявил, что его приводили в ужас сообщения об ожесточенных налетах на Лондон в 1940 году и ему страшно было думать о том, сколько детей и матерей погибло в результате этих налетов. Это настроение еще усиливалось, когда он смотрел на свою собственную жену и на сына, и оно в конечном счете привело его к решению полететь в Англию и договориться о достижении мира с той большой группой противников войны, которая, по его мнению, имеется в Англии. Он подчеркивал при этом, что личные соображения не сыграли никакой роли в его решении – это было растущее стремление, к которому его побуждал свойственный ему идеализм[