А градские с посадскими башню эту и вовсе стороной обходили. Да и кто к немцам обращаться бы стал, коли они в ту пору по-нашему ни бельмеса не понимали, а свои лекари были надежней. Но княгиня их лекарство щедро оплачивала, так что братья нужды ни в чем не испытывали и изрядно за это время раздобрели на княжеских харчах.
Вот и теперь они вышли из терема сытые и довольные, потрясая туго набитым кошелем и что-то весело обсуждая между собой.
Немного обидно мне было, что Ольга нашим лекарям иноземцев предпочла и даже в Царь-город за собой потащила, однако понимал я, что она сама себе хозяйка и собой распоряжаться вправе. Нравятся ей фрязи, так и пусть. Коли по-настоящему приспичит, тогда и видно будет, кто искусней – наши или иноземцы. Небось, в Царь-городе хваленые латиняне спасти Григория от смерти не смогли. Впрочем, нужно честным быть, Пустыннику никто бы помочь уже не сумел. Даже Берисава с Белоревом вместе.
И все же недаром вслед за латинами княгиня Любаву мою к себе позвала. Может, и вправду что-то серьезное стряслось? А они, фрязи эти, идут и лыбятся.
– Салют[92], Добрынья, – приветливо помахал мне рукой Теофил.
– Бонэ журэ[93] – ответил я на приветствие, как Хлодвиг[94] когда-то учил.
– Тебья с женкой королева ждать, – смешно коверкая слова, сказал Густав.
– Любава! Малуша! – окликнул я своих. – Пойдемте, что ли?
Только мы порог горницы переступили, так Любава и огорошила.
– Значит, скоро тебя бабкой величать станут? – сказала она княгине.
– А ты как догадалась? – удивилась Ольга.
– Так ведь я ведьма как-никак, – усмехнулась Любава и с Малушей переглянулась. – Мне многое знать положено.
– Ну, значит, тебе объяснять ничего не нужно, – вздохнула Ольга.
– Погодит-ка, – сказал я. – Это получается, что Преслава…
– Говорила же я, – улыбнулась жена. – Мужики же, они как дети.
И почему-то Ольга согласно закивала, а Малушка и вовсе захихикала ехидно.
– Да будет вам, – сказал я.
– И правда, – сказала княгиня. – Что-то сильно мы развеселились. А меж тем не до смеха мне ныне, – и погрустнела вдруг, а потом, словно спохватившись, спросила меня: – Как там Мал поживает? Может, нужду в чем испытывает? Так я подсоблю.
«И она туда же», – подумал я.
– Нужды у нас нет, – сказала жена. – И сдается мне, что в помощи ты больше нуждаешься. Иначе не позвала бы.
– Зря ты так, Любавушка, – махнула на нее рукой княгиня. – Ты же знаешь, что тебя я всегда рада видеть. Но ты сейчас как никогда права. Густав с Теофилом осмотрели Преславу, сказали, что недужна она, либо дитя скинет, либо сама помрет. Вот у меня душа и не на месте. Была бы моя воля, сама бы дитятко выносила. А теперь даже не знаю, что поделать. Может, посмотришь?