– Погоди, – Любава глаза закрыла, ладони к ним прижала и принялась что-то бормотать себе под нос.
Долго так простояла, а потом руки от лица убрала.
– Не соврали твои фрязи, – сказала она Ольге. – Преслава молода больно, не дозрела еще, может и не доходить. Да и бедра узковаты, даже если доносит, роды трудными будут. Схваток не перенесет.
– Как это у тебя выходит? – спросила Любаву сестра.
– Не знаю, – ответила ей жена моя. – С детства у меня это. Я, когда девчонкой была, думала, что все так могут. Помнишь, Добрынюшка, как я тогда Свенельда почуяла?
Я только головой кивнул. А Малушка к Любаве приставать начала:
– А меня посмотришь?
– Рано тебе еще.
Вздохнула княгиня огорченно, помялась немного, а потом решилась.
– Выкидыш Преславе сделать сможешь? – спросила Любаву.
– И не подумаю, – ответила та. – Дитя в чреве материнском губить не буду.
– Так что же мне, к другим обращаться?
– И другим не позволю, – упрямо сказала жена.
– Почему?
– Это при себе оставлю, – сказала Любава печально.
– А я тебя близкой считала, – Ольга отвернулась и начала теребить золотое монисто.
– Ты не ершись, – Любава к ней подошла и руки коснулась осторожно. – Близкие в беде не бросают. Ты могла в этом не раз убедиться. Так ведь, Добрынюшка?
– Так, – согласился я.
– Сейчас, – Любава голову опустила, руки на груди сложила и в себя ушла. Что-то бурчать начала, словно споря с кем-то, даже ногой притопнула, а потом голову подняла и сказала: – А девку спасать надо. Хоть она и из чужих краев, но все равно жалко ее.
– Так что же делать? – Ольга губу закусила.
– Ворожить.
– Это же грех великий, – перекрестилась княгиня.
– А дите недозревшее в когти Марене отдавать разве не грех? Не я к тебе за помощью обратилась. Решай, княгиня, грех ворожбы на себя принимать или грех смерти безвинной на душу камнем класть. Ведь можно помочь. Вижу, что можно. Но тебе решать.
Задумалась княгиня. Крепко задумалась.
– Чего тут думать? – сказала Малуша. – Любавушка, ты скажи, что нужно, а я подсоблю. Меня Добрын тоже травному делу обучал. Помнишь, Добрыня?
– Ладно, – наконец сказала Ольга. – Может, простит Иисус.
– Вот это другое дело. А Бог твой, ежели, конечно, он не злодей кровавый, поймет. А заодно узнаем, кого нам Преслава принести собралась – мальчика или девчушку.
– А разве можно такое знать? – спросила сестренка.
– Лекари сказали, что Господь Бог эту тайну до самых родов хранит, – сказала Ольга. – Говорят, что лишь в последний миг ангела он своего к роженице посылает, чтобы мужскую или женскую душу в ребеночка вдохнуть.
– Ну, не знаю, что там тебе фрязи наплели, – Любава потерла глаза, словно только что от сна очнулась, – только матушка моя никогда в этом деле не ошибалась.