Королева ест совсем мало. По ее собственным словам, Королева следит за своей худобой, как за японским бонсаи в горшочке. Крохотные кусочки, которые она пропихивает за свои огромные щеки, должны только поддерживать в ней жизнь. Ничего больше. Если Королева пропустит лишнюю, по ее понятиям, ложку, она, не раздумывая, отправляется в туалет: два пальца в рот – и все в норме. Жюли готовит очень вкусно. Жюли чувствует, что это она виновата в том, что ее гостье захотелось добавки. Она обещает себе исправиться. Никакого десерта завтра на ужин. Однако и без всякого десерта, меняя на следующий день повязку Кремеру, Жюли слышит, как Королева заботится о своем карликовом деревце. Рана Кремера зарубцевалась. Два отсутствующих пальца напоминают обрубленные ветки. Вокруг затянувшейся раны появляются наросты свежих кожных покровов. Как мелкая зеленая поросль на старом пне. Только рука Кремера и выдает его солидный возраст. В остальном же он – никчемный юнец.
– Я думаю, хватит антибиотиков, – говорит Жюли.
Королева осторожно спускается по лестнице, цепляясь своей несоразмерно пухлой рукой за деревянные перила.
– Кстати, – замечает она, – Жереми Малоссен, брат вашего Бенжамена, решил спалить склады издательства.
Она садится:
– Я не отказалась бы от липового чая.
Жюли готовит настой.
– Хотите знать, что такое издательский дом, Кремер, как там все устроено? В моем, по крайней мере... Ведь, в конечном счете, я ваш издатель...
Они поднимаются рано. Когда погода хорошая, они идут на прогулку. Они не опасаются случайных встреч: кого встретишь в эту пору в Веркоре. Королева вышагивает впереди под руку с Кремером. Жюли идет следом, пряча тяжелый револьвер под отцовским плащом. Над Лоссанской долиной занимается день.
– Почему же вы сразу не сбежали, Александр?
– Я хотел спокойно написать свою исповедь.
– Тогда почему вы сбежали потом?
– Они прислали кое-кого убить меня.
***
Пианиста. Пианист снискал всеобщие симпатии Шампрона. Он давал концерты. Он играл без нот, весело напевая себе под нос, совсем как Гленн Гульд. Заключенным это нравилось. Но Кремер решил держаться подальше от вновь прибывших. В ту ночь, когда пианист попытался задушить его, Кремер загнал ему в глотку добрых двадцать сантиметров отличной стали. Затем благополучно бежал, прихватив все деньги, сколько было, и уже написанные страницы своей исповеди от третьего лица.
Не так уж сложно было сбежать из тюрьмы, которую еще ни один заключенный не захотел покинуть по собственной воле.
А вот жить за ее пределами оказалось сложно, и даже очень.