– Тут нечего прощать. Теперь я счастлива. Для того и уезжала. Теперь у меня есть все, что я хотела.
По глазам дочери он понял, что это правда, и, опустив веки, на несколько минут задремал, но тут же встрепенулся и с улыбкой посмотрел на Оливию.
– Я рад, что ты счастлива. Мы с твоей мамой тоже безмерно счастливы. Вечером мы едем на концерт.
Он снова бредил и весь день находился в полусне, путая Оливию с сестрой. Он так и не понял, кто перед ним. К вечеру Оливия валилась с ног.
– Я не позволю тебе губить себя и ребенка, – яростно прошептал Чарлз, выманив ее в коридор.
– Ничего не поделаешь, я ему нужна, – твердо объявила Оливия и снова вернулась в комнату. Ночью начался кризис, жар спал, и она облегченно вздохнула, решив, что отец обязательно выздоровеет.
Перед рассветом сон сморил ее прямо в кресле. Она увидела сначала лицо Виктории, так ясно, словно сестра была рядом, а потом улыбавшуюся мать. Встрепенувшись, Оливия притронулась ко лбу отца и тут же отдернула руку, словно обжегшись. Он отошел во сне, соединился с женой, умер, убежденный, что попрощался с обеими дочерьми.
Оливия, горько зарыдав, бросилась из комнаты, и Берти молча обняла ее. Прошло немало времени, прежде чем Оливия поднялась наверх. Чарлз крепко спал, и она легла рядом, думая о сестре. Ей очень хотелось каким-то образом дать Виктории знать о смерти отца. Разумеется, она сегодня же напишет, но как ужасно, что Виктории не было рядом. Хорошо еще, что папа отошел с миром. Это последний дар, который Оливия сумела дать отцу.
– Как ты себя чувствуешь? – взволнованно спросил проснувшийся Чарлз.
– Папа умер, – тихо сказала она, внезапно почувствовав, что потеряла все. Виктории нет, отец ушел навсегда, и теперь осталось лишь то, на что она не имела права: чужой муж и чужой сын. Что, если и ребенка она лишится?
Но все вылетело из головы, когда Чарлз обнял ее и привлек к себе.
Виктория проснулась в два часа ночи, словно от удара. Сначала ей показалось, что с ребенком что-то случилось, но, положив руку на живот, она убедилась, что он шевелится. Значит, дело не в нем. Виктория закрыла глаза и увидела смертельно бледную сестру, сидевшую в кресле. Она не больна, не плачет, просто сидит. И все же Виктория поняла: что-то случилось.
– Что с тобой? – окликнул Эдуар, поворачиваясь на бок. Теперь, когда она возила его, он постоянно беспокоился, что езда по ухабистым дорогам, постоянные толчки и тряска вызовут преждевременные роды.
– Не знаю, – прошептала она. – Что-то неладно.
– С малышом? – встрепенулся Эдуар.
– Нет, с ним все хорошо. Это что-то другое.