Валентина оттолкнула управляющего. Александр жив. Ранен, но не мертв. Он жив, а эти идиоты мешают ей бежать к сыну!
– Вон из моей комнаты, пока я одеваюсь!
– Да, мадам…
Валентина, не дожидаясь, пока они выйдут, сорвала с себя платье и натянула сброшенную уличную одежду.
– Пожалуйста, Боже, пусть он будет жив, – громко взмолилась она, пробегая по коридору и наспех застегивая блузку. – Пожалуйста, Господи, пусть только он будет здоров! Пожалуйста! Пожалуйста!
Маленькая группка фотографов уже караулила у дверей больницы, когда Валентина вылетела из машины и помчалась по ступенькам крыльца.
– Его слегка задело, мадам. Еще дюйм, и он был бы убит на месте, – сообщил доктор, поспешивший встретить ее.
– Пустите меня к нему! Позвольте!
Рядом появился второй доктор, и еще один, услужливо открывающий перед ней двери.
– Пожалуйста, Боже! Пожалуйста! Умоляю тебя!
Слова все еще звучали у нее в мозгу, отдаваясь в ушах, когда последняя дверь распахнулась, и Валентина замерла. В крохотной палате лежал ее высокий, красивый сын, с которым она рассталась всего два часа назад, став внезапно совсем маленьким и очень юным. Голова забинтована. Глаза закрыты. Лицо неподвижно. На какое-то ужасающее мгновение Валентине показалось, что он мертв, но тут послышался спокойный голос доктора:
– Он вот-вот придет в сознание. Хотите остаться?
– Да.
Валентина медленно подошла к стулу, села у кровати и, робко протянув руку, легонько сжала пальцы сына. Он жив. Все будет хорошо. Она подняла голову, и глаза на смертельно побелевшем лице показались доктору неестественно огромными.
– Как это случилось?
– Он шел по улице, а в эту минуту такелажники уронили бревно, которое поднимали на второй этаж строящегося здания. К счастью, оно упало с небольшой высоты и прошло по касательной, в противном случае… – Он выразительно развел руками. – Однако у него сотрясение мозга и серьезная травма черепа.
– Но с ним все будет хорошо? – умоляюще прошептала Валентина.
– Не волнуйтесь, обычный случай. Скоро он придет в себя.
Остаток дня она провела у постели Александра, и только тепло его руки свидетельствовало о том, что он еще жив. Длинные ресницы, полукружиями лежавшие на детском лице, ни разу не вздрогнули.
– Сожалею, но уже стемнело, – наконец сказал доктор. – Завтра, к тому времени как вы вернетесь…
– Я никуда не пойду.
Сейчас доктор столкнулся с железной волей Валентины, скрытой под мягкой женственностью.
– Но, дорогая леди, нам необходимо сделать анализы, поскольку к нему не вернулось сознание.
– Я остаюсь. Неужели где-нибудь для меня не найдется комната, пусть даже бельевая кладовка. Я шагу отсюда не сделаю, пока не узнаю, что с сыном.