– Ты это с кем? - удивился Глеб.
Абрамов на секунду замялся.
– Неважно.
Глеб пожал плечами и прошел с сумками на кухню.
– Как поминки? - спросил Абрамов.
– Тебя вспоминали, - ответил Глеб и запнулся. - То есть я хотел сказать…
– Нормально, нормально. - Абрамов открыл водку. - Кругом столько мертвых, я уже сам не уверен, что жив.
– В каком смысле - много?
– Ну, - Абрамов разлил водку по хрустальным рюмкам, - бабушка твоя, Мишка, Чак опять-таки.
– Чак слишком давно умер. - Глеб прикрыл куском черного хлеба третью рюмку. - Ты еще дедушку моего вспомни.
– О нет, - ответил Абрамов. - Чак теперь живее всех живых. Просто за ноги хватает.
– В смысле?
– Неважно. - Абрамов поднял рюмку. - Лучше давай их всех помянем.
Они выпили не чокаясь. Водка мягко легла на выпитое днем. Глеб пил не часто, но сегодня был как раз такой день: у Ирки после третьей рюмки, наконец, отпустило и, когда Светка говорила, слезы так и потекли по лицу.
– Я тут поесть принес, - сказал он. - Хлеб, колбаса, "Виолу" вот купил.
– Это хорошо. - Абрамов намазал хлеб "Виолой" и откусил большой кусок. - Ностальгическая вещь, мажорская закуска моей молодости. Чак это все любил. Финский сервелат, сыр "Виола", что там еще было? Красная икра, балык, язык. - Он налил еще и, не дожидаясь Глеба, выпил. - Знаешь, как я себя чувствую? Как Банионис в "Солярисе".
Они посмотрели "Солярис" едва ли не на самом последнем московском сеансе. Было уже ясно: Тарковский остался на Западе, и фильмы не сегодня-завтра исчезнут из проката. "Солярис" показывали в каком-то клубе на окраине, Вольфсон заранее ездил покупать билеты, и пошли всей компанией: Абрамов, Чак, Вольфсон, Глеб, Маринка и Оксана. Так получилось, что места им достались в разных концах зала: два и четыре. Глеб сел рядом с Оксаной и весь сеанс пытался набраться смелости и взять ее за руку. Возможно, от ее близости, от смутного профиля в полутьме у него осталось какое-то удивительно нежное воспоминание о фильме. Но сюжет он почти забыл, в память врезался только эпизод, когда Наталья Бондарчук корчится в судорогах, выпив жидкого кислорода, и ее грудь выступает под платьем. Он тогда почувствовал возбуждение и одновременно стыд, что испытывает возбуждение, сидя рядом с Оксаной. Отдернул руку с общего подлокотника и больше не отрывался от экрана.
– Знаешь, - продолжал Абрамов, снова наполняя рюмки, - почему я не подхожу к телефону?
– Он же не работает, - сказал Глеб.
– К сотовому телефону, - с интонацией "повторяю для дубовых" пояснил Абрамов.
– Я тебе, кстати, зарядку принес, - сказал Глеб. Вчера Абрамов дал ему свою СБСовскую карточку Visa, попросил снять денег в банкомате и объяснил, где продаются зарядки к "мотороле".