— Эта версия противоречит характеру вандализма.
— Как вы полагаете, выбор оружия о чём-нибудь говорит? — задал вопрос Арчи.
— Это был резец, взятый из мастерской, — сообщил Кендал. — То ли убийца схватил его в порыве гнева, то ли он заранее знал, что всегда сможет найти его там и использовать.
— Кто-нибудь работал в мастерской по найму?
— Я не думаю, чтобы кого-нибудь нанимали, — ответил Квиллер. — По-моему, Ламбрет сам делал рамы, несмотря на всю свою утонченность. Когда я был там, то заметил, что работа была в разгаре, но в мастерской, кроме него, никого не было. И когда я спросил его, кто делает рамы, он ответил весьма уклончиво. Потом я заметил, что руки у него в ужасном состоянии — покрыты какими-то пятнами и в мозолях, как если бы он занимался физическим трудом.
— В таком случае, я полагаю, галерея была не такой уж и процветающей и он сидел на мели.
— С другой стороны, он жил в фешенебельном районе и дом его обставлен очень роскошно.
— Мне интересно, сам ли Ламбрет впустил убийцу после закрытия галереи, — размышлял Кендал, — или убийца вошел через черный ход, воспользовавшись своим ключом?
— Я уверен, что это был человек, которого Ламбрет знал, — заметил Квиллер, — и думаю, что свидетельства борьбы были уничтожены тотчас же после убийства.
— Вы можете обосновать свою точку зрения?
— Об этом говорит положение тела. Ведь Ламбрет упал между креслом и письменным столом, как если бы он сидел, когда убийца захватил его врасплох. С незнакомцем он едва ли вступил бы в перебранку, сидя за столом и ожидая, пока с ним разделаются,
— Ладно, с этим пусть разбирается полиция, — сказал Арчи. — У нас полно своей работы.
Когда мужчины встали из-за стола, бармен сделал знак Квиллеру.
— Я читал об убийстве Ламбрета, — сказал он и многозначительно поморгал перед тем, как продолжить: — Я знаю эту галерею.
— Вот как? Что же вы о ней знаете?
— Ламбрет был мошенником.
— Что заставляет вас так думать?
Бруно бросил быстрый взгляд по сторонам:
— Я знаю множество художников и скульпторов, и любой из них может рассказать вам, как вел свои дела Ламбрет. Он продавал что-нибудь за восемьсот долларов, а художнику отдавал наличными сто пятьдесят.
— Вы думаете, один из таких парней и расправился с ним?
Бруно был порядком возмущен:
— Я не говорил ничего похожего. Я просто подумал, что вам не мешало бы знать, что это был за тип.
— Ну спасибо.
— И жена его не намного лучше.
— Что вы хотите этим сказать?
Бруно взял полотенце и принялся протирать стойку бара в том месте, где она была совершенно чистой.
— Все знают, что она кругом жульничала. Однако вы невольно подыграли ей. Она умеет выгодно подать себя, где ей это нужно.