Нет, разумеется, он знал. Он принёс телефон в гостиную, поставил перед собой на столик у дивана и стал смотреть в окно, на голые деревья перед террасой, в ожидании телефонного звонка.
Ждать пришлось очень долго. День проходил, тени берёзок двигались поверх кустов по краям участка, и небо уже окрасилось закатом, когда телефон наконец зазвонил.
— Андерсон.
— Добрый вечер, профессор. — Это снова был голос, звучавший так, будто его обладатель страдал острым воспалением горла. Он говорил всё на том же неумелом английском. — Сегодня вы чуть было не совершили большую глупость, поэтому нам пришлось действовать быстро. Мы сожалеем. И даже очень, но вы нам, увы, не оставили выбора. — Небольшая пауза. — Как вы наверняка понимаете, теперь основой наших переговоров будут уже не деньги.
— Как себя чувствует моя дочь? — спросил Ганс-Улоф без выражения. Первые часы ожидания он представлял себе, что он скажет похитителям Кристины, в каких выражениях выскажет им своё презрение, но с какого-то момента жернова его духа стали вращаться вхолостую, и теперь от его ярости и отчаяния не осталось ничего, кроме безграничной усталости.
В чужом голосе появились чуть ли не заботливые интонации.
— Не беспокойтесь, у Кристины все хорошо.
— Я хотел бы с ней поговорить.
— Разумеется. Только я обязан вас предупредить, чтобы вы не пытались выманить у вашей дочери указания на то, где она находится. Мы разумные люди, профессор Андерсон. Если вы поведёте себя благоразумно, проблем не будет.
— Я буду благоразумен. Дайте мне её.
Трубку без дальнейших комментариев передали, и в следующий момент он услышал дрожащий, но вполне узнаваемый голос своей дочери:
— Папа?
— Кристина, это я. — Он должен был внушить ей уверенность, что всё будет хорошо. — Как у тебя дела? Как ты себя чувствуешь?
— Я не знаю… — сказала она. Она тоже старалась держать себя в руках, не реветь, это чувствовалось. — Я боюсь.
— Они тебе что-нибудь сделали?
— Нет, но они все ходят в этих масках и вообще… И они говорят, что на улицу мне нельзя.
— Я знаю. Они хотят, чтобы я сделал кое-что, и как только я это сделаю, они тебя отпустят. Разумеется, я сделаю то, что они требуют, не беспокойся. Будь храброй. Всё будет хорошо. — Силы небесные, что за глупости он говорил! Но что делать, если связь с единственным ребёнком у тебя только по этим тонким проводам, если ты можешь только говорить, вместо того чтобы прижать её к себе?
Она тихо всхлипнула. Ей пришлось сперва проглотить слёзы, чтобы сказать:
— О'кей.
Потом она снова исчезла, и в его ухе возник простуженный голос.