— Я надеялся на это, признаться честно. Ганс-Улоф помотал головой.
— Вам известно, что мы обязаны хранить в тайне ход выборов. В том, что вы называете «негативной реакцией», просто выражалась элементарная досада на то, что вы пытаетесь выжать из ваших собеседников секретную информацию. — Он, правда, сам не верил в то, что говорил, но звучало хорошо. Это был приемлемый ответ на тот случай, если журналист подослан к нему похитителями Кристины, чтобы подвергнуть его испытанию.
— То была никакая не досада, и я ни из кого ничего не выжимал. Их реакция была старым добрым взглядом на женщин как на людей второго сорта — и ничем другим. Этим стариканам ненавистна сама мысль, что женщина может революционизировать нейрофизиологию так, как до нее удавалось разве что Максу Планку в физике. — Наглости в его приклеенной ухмылке немного поубавилось, зато в глазах за чёрными роговыми очками появился блеск. — Вот я и думаю, что такое могло произойти, чтобы именно во время голосования возобладали другие взгляды?
Ганс-Улоф смотрел на него с нарастающим чувством бессилия. Он что, теперь вообще не отвяжется? Чем дольше длился этот разговор, тем больше была опасность проговориться.
— Мне нечего на это сказать. Устав предписывает нам молчать обо всех внутренних процессах.
Журналист разглядывал его скептически.
— У меня такое чувство, что происходят какие-то странные вещи.
— В науке в расчёт идут факты, а не чувства. Журналист задумчиво кивнул, а потом оглянулся, будто где-то поблизости могли лежать вспомогательные аргументы.
— Может, вы будете смеяться, — сказал он наконец, — но я стал журналистом, потому что подростком посмотрел фильм «Неподкупные». Бернстайн и Вудворд так и остались моими идолами и по сей день. И если Нобелевской премии суждено когда-то получить свой Уотергсйт, — он посмотрел на Ганса-Улофа сощуренными глазами; от его ухмылки не осталось и следа, — то я хочу быть тем человеком, кто его разнюхает.
Ганс-Улоф решил закончить этот разговор.
— Мне надо идти, — сказал он. Журналист достал визитную карточку.
— Вот. На случай, если вам когда-нибудь все же захочется мне что-то рассказать.
— Нет, — отказался Ганс-Улоф от карточки. — Спасибо. Мужчина сделал к нему шаг и, прежде чем он успел среагировать, просто сунул карточку в его нагрудный карман.
— На всякий случай, — ухмыльнулся он. — Никогда ведь не знаешь заранее.
Потом повернулся и зашагал прочь.
Ганс-Улоф смотрел ему вслед, пока тот снова не скрылся за дверью Нобелевского форума. Потом вынул карточку из кармана и посмотрел на неё.