Поэтому Ганс-Улоф Андерсон и его дочь должны умереть. Может, от трагического, но не вызывающего никаких подозрений несчастного случая вскоре после 10 декабря. Может, и раньше — в том случае, если он своим поведением даст похитителям Кристины повод сомневаться в своём смирении и молчании.
И то, что Бенгт Нильсон мёртв, означало, что Ганс-Улоф Андерсон уже дал им этот повод.
Им овладел покой, похожий на оцепенение. Он тщательно сложил газету, положил её туда, где взял, поднялся, поставил чашку на поднос для грязной посуды и вежливо попрощался — всё это почти механически, как робот. Вернулся в свой кабинет, где подготовил к отправке почту, набросал план статьи, сделал телефонные звонки и провёл совещание со своими ассистентами: ему казалось, что при этом он наблюдает сам себя сквозь матовое стекло и видит лишь смутные движения своей тени. А поскольку это был четверг и на его календаре значилось забрать из чистки костюм, он закончил рабочий день пораньше. Даже в машине его не оставляло чувство, что он функционирует по заданной программе: и сама машина будто без его участия находила дорогу в центр Стокгольма.
Костюм был готов, и от пятна ничего не осталось, но это стоило надбавки, потому что потребовало дополнительных операций. Ганс-Улоф заплатил, аккуратно сложил и убрал квитанцию и направился к выходу, перекинув через руку почищенный и упакованный в полиэтиленовую плёнку костюм.
Он невольно озирался в поисках человека с широко расставленными глазами. Но, разумеется, сегодня его не было. Вот и кафе. Специальное предложение всё ещё действовало. Ганс-Улоф прошёл несколько шагов в ту сторону, откуда появился тот человек. Там, у подножия одной из высоток, перед лифтами размещался стеклянный приёмный холл. Перед импозантной стойкой из палисандра стояли два вертящихся кожаных кресла, за стойкой — такой же импозантный портье, хоть и седой, но всё еще сохранявший стать боксёра.
Надпись на стене гласила, что этот небоскрёб — Хай-тек-билдинг. Ганс-Улоф подошёл поближе. Над лифтами висело несколько экранов, старомодных приборов из семидесятых, которые уже никак нельзя было назвать хай-теком, и странным образом лифты, числом четыре, были пронумерованы цифрами от 2 до 5. Портье держал телефонную трубку, слушал и кивал. Стеклянные двери в приёмный холл стояли открытыми, на одной из колонн за стеклом висела доска объявлений, на которой можно было прочитать, какие фирмы размещаются в Хайтек-билдинге. Ганс-Улоф читал этот список названий, многие из которых содержали в себе такие понятия, как