Падь Золотая (Лавринайтис) - страница 49

— Штамп! — воскликнул дедушка и остальные ребята.

Все подскочили к столу. Через мгновение переглянулись. Затем одновременно заглянули под стол, встретились там глазами, выпрямились и опять переглянулись. Конверт… исчез.

Лежал! Только сейчас лежал на столе — и не стало. Дневник здесь, письмо здесь, а конверта нет. Паша был поражен не меньше Бори, но Боря не поверил в его искренность. Он обыскал Пашу — конверта нет. В Феде проснулся дух разведчика: он принюхивался, приглядывался — никаких следов. Перевернули всё вверх дном.

Сбегали к почтальону, к дяде Васе. Тот сказал, что очень сожалеет, но не предвидел такого случая и на штамп не посмотрел. Сергей Егорыч, думая, должно быть, что кто-нибудь из ребят сыграл с ним, стариком, шутку, угрюмо насупился и молча пускал дым. Ребята сбились с ног, стараясь доказать, что они совсем не виноваты. Но чем докажешь?

Фу-у! Ничего не понимаю… Ничего! Что такое у нас начинает твориться? Кто взял конверт? Кто позволил себе шутить в таком важном деле? И как быть теперь? Ведь рухнула единственная надежда! Как узнаем, где находятся славные партизаны?

Но ничего не поделаешь. Вернемся лучше к экспедиции. Пойдем искать падь Золотую. Путь до нее далек, страниц впереди много, должно же где-нибудь все открыться.


Экспедиция прошла поселок. Один за другим отставали провожающие. В последний раз родители крепко поцеловали и обняли ребят. В последний раз сказали:

— Смотрите, осторожнее, ребятки! Не простужайтесь!..

Колонна еще раз остановилась, когда Сергей Егорыч прощался с почтальоном.

— Посидим перед дорогой. По старому обычаю, — строго сказал почтальон.

Все уселись на траву. Через несколько минут встали. Старики обнялись. Почтальон совсем скрылся в объятиях дедушки — такой был маленький и худенький.

— Ты того… — проговорил почтальон, теребя свою реденькую, похожую на мочало бородку.

— И ты того… — ответил Сергей Егорыч, пощипывая колючие усы.

Экспедиция осталась одна: шесть человек, лошадь, голубь — больше никого. Правда, еще некоторое время за ней следовала по меньшей мере половина монгонских собак. Но, отгоняемые криками: «Пошли домой! Назад! Марш домой!», собаки постепенно отставали и наконец все исчезли. Только одна собачонка еще долго сидела на шоссе, не решаясь бежать за экспедицией и не находя в себе силы вернуться домой. Федя часто и грустно оглядывался на нее, пока ее не скрыл поворот.

…Колонна свернула с шоссе на тропу, поднялась на гору и остановилась. Внизу лежал Монгон. Вот родная улица. Вот школа. Клуб. Станция. Магазин. Вот в темной зелени тополей дом, где остался прикованный к постели Володя.