– Можно вам задать вопрос?
– Да Бога ради.
Как же не оказать любезность частному лицу, желающему оказать безвозмездную помощь.
– Туберкулезников хватает?
– Спрашиваете! – воскликнул доктор, удивившись столь наивному вопросу.
– А чего ж их в больницу не определяют? Заразная болезнь, потом по городу разносят.
– Тюремная больница у нас, голубчик, одна, вот почему. И она старая, маленькая, тесная. Забита всегда под завязку. Вот пусть соберутся ваши милосердные частные лица, сбросятся и выстроят еще больницу, а лучше сразу две, тогда станет полегче.
– А совсем шклявых, кто в последней стадии, хотя бы для них-то можно топчан найти?
– Их стараемся определять в стационар, – твердо сказал лепила.
– Но, я смотрю, сидят доходяги доходягами, одной ногой в могиле, кашлем душатся. – Шрам маячил в центре смотровой, руки в карманах. Типа, ходить кругами мимо шкафчиков, из которых зек вдруг чего возьмет и сопрет, не следовало. Дубак полезет с острасткой, помешает интересному разговору.
– А вы думаете, они обращаются? – воротя фотокарточку куда-то в сторону, сокрушенно покачал головой доктор. – Сами себе поставить диагноз они не могут. Дохают в камерах, на что-то надеются, непонятно на что.
– Вчера человек один умер, у него тоже был тубик. Вчера утром, помните?
– Да, был вчера один чахоточный.
– У него болезнь в последней стадии или не в последней?
– В последней.
– День до этого я с ним свиданькался. Доходяга, конечно, но встречал я похуже, и то еще долго пыхтели. А тут раз – и кинул человек ласты, в смысле умер. Не похож, он, по-моему, был на того, кто завтра должен умереть.
– А насколько он, по-вашему, должен быть плох? Не знаю, как день назад, но ко мне его привезли в виде мешка с костями. Живот прилипал к спине. А кожа-то… – Поискал глазами. Нашел на столе желтый листок какой-то рекламки, поднял ее, потряс. – Вот такого цвета. Это, батенька, последняя стадия и есть. Когда и в стационаре уже не всех вылечить можно, а уж здесь… Знаете, голубчик, в духоте и тесноте и более крепкие люди могут в одночасье скончаться, мгновенное удушье, и адью, а ваш… кто он вам там… совсем плохой был.