Золотозубый шофер из Аксая, которого посредник из обкома дважды называл по имени – Исмат, в беседу не вмешивался и всю дорогу молчал, на вопросы отвечал кратко, не давая втянуть себя в разговор, а прокурор пытался это осторожно делать, потому что желал знать заранее, где состоится аудиенция, и в случае удачи даже пятнадцать – двадцать минут имели значение, прежде всего обозначался основной вариант операции и успевали передислоцировать резервные силы. Если по дороге Наманган – Аксай выяснится, что встреча будет происходить в гостевом доме, у Камалова будет возможность дать об этом знать. При въезде-выезде из Аксая был заведен строжайший порядок, водители фиксировали в специальном журнале время прибытия-убытия, исключение делалось лишь для машины, где находился сам хан Акмаль, один или с гостями. И Исмат, в любом случае, должен остановиться у шлагбаума на въезде в Аксай и забежать на минутку в сторожку, вот в это время прокурор всего-навсего должен выйти из машины – это и послужит подтверждением того, что встреча состоится в гостевом доме. Весть тут же станет известна всем силам, задействованным в Аксае, а прежде всего «монтажникам», которые сразу двинутся к месту захвата.
Чувствуя, что случайно ничего не выведать, он решил откровенно блефовать и, обращаясь к человеку из обкома, сказал с нескрываемым сожалением:
– Говорят, у Акмаля-ака есть дивная сауна и бассейн, не мешало бы попариться всласть и поплавать. В Ташкенте у меня таких возможностей нет, да и времени тоже.
– Я тоже готов поддержать вашу идею, тем более что принимать он будет нас, как договорились, в гостевом доме, где и сауна и бассейн. Попросим хозяина, думаю, не откажет, как я знаю, он и сам любитель ночных водных процедур, особенно с прекрасным полом. – И человек из обкома от души раскатисто расхохотался.
И тут в разговор неожиданно вмешался молчаливый Исмат.
– И просить не надо, когда я уезжал, «афганец» уже менял воду в бассейне и заносил чешское пиво в сауну.
– Вот и хорошо! – обрадованно сказал Хуршид Азизович и, хлопнув шофера по плечу, добавил: – С меня причитается за хорошую весть.
Машина в это время уже тормозила у сторожки. Камалов вышел из машины вслед за шофером.
Человек, давно и тайно поджидавший машину у шлагбаума, увидев Камалова, тихо сказал в переговорное устройство лишь одно слово: «гостиница».
Хан Акмаль встречал высокого гостя у ворот сам, может, оттого, чтобы меньше было посторонних глаз, а может, решил уважить, все-таки прокурор республики, знал, что Камалов прибыл в Ташкент разобраться с наследием его друга Шурика. Накануне хан Акмаль долго беседовал с Сабиром-бобо и решил: возможно, Камалова рекомендовал в Ташкент кто-то из его московских друзей, и наконец-то из Белокаменной протянули руку помощи. Могла быть и такая версия, не простые друзья у него в Москве, и им не резон отдавать хана Акмаля в руки правосудия. А что встреча тайная, тому тоже легко находилось объяснение: Камалов, наверное, быстро понял, что в Узбекистане решили отдать его без боя, да и человек он новый, откуда ему знать расклад сил, и как человек неглупый и смелый, решился выйти напрямую, это-то более всего и подкупало хана Акмаля, вселяло надежду, зачем же иначе, если не помощь, нужна рискованная встреча для прокурора? Если бы он замышлял недоброе, то Сухроб Акрамходжаев из ЦК, который в прошлом году увез отсюда чемодан денег, предупредил, обязательно предупредил, ну теперь не резон уступать его правосудию. А арест подобных людей, Героев Соцтруда, депутатов без ведома ЦК не делается, вот почему с большим волнением Акмаль-ака ждал встречи с прокурором республики. И любую услугу со стороны такого человека, как Камалов, они оценили в миллион и подготовили дипломат с щедрым подарком, Сабир-бобо должен был внести его в конце беседы, перед самым отъездом.