– А не отравили эти торгаши-мироеды свой гостинец? – вдруг среди всеобщей эйфории сказал один из тех, что все время не отходил от окна, выходящего на дорогу.
Коста достал из корзинки бутылку водки, бутылку коньяка, ловко откупорил их, налил в один стакан и коньяк и водку, сделал себе бутерброд из нежнейшей югославской ветчины и, подняв стакан, сказал:
– За мир. – И, выпив залпом, с удовольствием закусил.
– Кто же такое добро будет травить, лопух? – сказал со смехом встречавший у двери и стал разливать всем такой же ерш, какой выпил Коста, и никто не стал ему возражать или останавливать.
– Мы замиряться с вами не собирались, – сказал веско главарь, – но раз вы протягиваете руку, грех ее отводить, хватит крови, да и в Ташкенте нас могут не понять. Поэтому, по нашему обычаю, я тоже повторяю твой тост:
– За мир.
Все дружно выпили и стали прямо руками брать рыбу, мясо, индюшку, казы из корзины, хотя там сбоку лежали и приборы одноразового пользования.
– Удачный день, – сказал весело Лютый, победно оглядывая сотоварищей, видимо, тяжелый разговор у них вышел накануне, – давайте за него и выпьем, если мы замиримся с Японцем, цеховиком, нас признают в Ташкенте, и мы вновь вернем себе свой район. – Выпили и за это.
Захмелев, Лютый вдруг ошарашенно вскочил.
– Но теперь условия будут другие. Наши. Не пять тысяч, а десять. Как говорится, жадность фрайера погубила. – И, глянув выжидающе на Коста, добавил: – Потянут твои хозяева?
– Потянут. Они очень хотят мира, я это точно знаю, и из-за пяти тысяч мелочиться не станут.
– Ну вот и прекрасно, что поумнели, а когда же платить начнете?
– Хоть сейчас, только у меня нет машины, пусть кто-то поедет со мной, заедем к Наргиз, возьмем деньги, и я лично передам вам в руки.
– Идет, – согласился Лютый, – валяйте, только еще одно условие. Загрузи за наш счет пару таких корзин, а как придешь, накрой нам стол по-человечески, посуда тут найдется, обмоем день победы и замирения.
Отправили самого молодого, а за руль белых «Жигулей» пришлось сесть Коста, парень не имел прав.
Подъехали к «Лидо», где уже вовсю начиналась вечерняя жизнь, парень, сопровождавший Коста, заметно нервничал, и Джиоеву даже пришлось его успокаивать.
Наргиз, по сценарию, находилась в кабинете одна, чтобы ничто не вызвало подозрения. Войдя, Коста устало плюхнулся в кресло, показывая сопровождающему, какого он страха натерпелся в резиденции Лютого, вкратце сообщил директрисе о переговорах и закончил:
– Но теперь, Наргиз Умаровна, условия у них другие. Требуют десять тысяч.
Наргиз удивленно посмотрела на сопровождающего, словно дожидаясь подтверждения.