Его звали Джозеф, и не успело еще взойти солнце, еще плутало оно где-то в деревьях, выкрасив горизонт в малиновый цвет, а Вайолет уже нарекла его своим. Разве он не свалился прямо ей в подол? Разве не остался с нею? Всю ночь выслушивал ее дерзости, поддразнивал ее, жаловался ей и говорил, говорил. А с рассветом появился и сам: улыбка, большие внимательные глаза. Рубашка без пуговиц, завязанная узлом на талии, открывала грудь, очень даже приглянувшуюся ей в качестве собственной подушки. Вертикаль ног, плоскость плеч, линия челюсти, длинные пальцы – все это она назвала своим. Она чувствовала, что рассматривает его слишком уж откровенно, и пытал ась отвести взгляд, но разноцветные глаза опять притягивали ее, иона ничего не могла поделать. Зашевелились на своих одеялах работники, и она встревожилась, зная, что скоро позовут на завтрак, люди побредут в кусты, и воздух заполнится утренними звуками, но он сказал:
– Вечером я опять приду к нашему дереву. А ты где будешь?
– Под ним, – сказал она и поднялась со своего клеверного ложа с видом женщины, у которой много важных дел.
Она не думала о том, что будет через три недели, когда ей придется возвращаться со своими двумя долларами и десятью центами к Тру Бель. И действительно, все решилось просто, она послала деньги с сестрами, а сама осталась и стала искать работу. Управляющий сенокосами не очень доверял ее способностям: он видел, сколько ей приходилось потеть, чтобы собрать норму двенадцатилетнего ребенка, но она внезапно оказалась очень настойчивой в уговорах.
Она поселилась в Тайреле с семьей из шести человек и бралась за любую работу, лишь бы быть рядом с Джо. Здесь и произошло ее удивительное превращение в юную силачку, ловко управлявшуюся с мулами, таскавшую сено и коловшую дрова не хуже любого мужчины. Именно здесь на ее ладонях и подошвах образовалась кора, перед прочностью которой меркли любые башмаки и рукавицы. И все это ради Джо Трейса, девятнадцатилетнего мальчишки с разными глазами, жившего приемышем в чужой семье, работавшего на хлопкоочистителях и лесопилках, на сахарном тростнике и кукурузе, умевшего при необходимости забить скотину, и пахать, и ловить рыбу, торговавшего дичью и шкурами. Правда, больше всего на свете Джо любил лес. Просто жить без него не мог. И потому поразил своих родственников и друзей не тем, что согласился жениться на Вайолет, а тем, что тринадцать лет спустя согласился уехать с ней в Балтимор, где, по ее рассказам, во всех домах отдельные комнаты и не надо ходить за водой, она сама к тебе приходит. Где цветные мужчины работают в гавани, получая по два с половиной доллара в день за разгрузку судов, мачты которых выше церковных шпилей, а другие цветные мужчины подъезжают за ними прямо к дому и отвозят их, куда им надо. На самом деле она рассказывала про Балтимор двадцатипятилетней давности, и про те его районы, где они с Джо все равно бы не смогли поселиться, но она так никогда и не узнала об этом, поскольку они поехали не в Балтимор, а в Город. Джо знал людей, давно подавшихся в Город и приезжавших с рассказами, против которых никакой Балтимор не мог устоять. Какой там Балтимор, когда в Городе на легкой работе – у двери постоять, принести еду на подносе, почистить какому-нибудь незнакомцу башмаки – можно получить больше денег, чем за весь уборочный сезон дома. Белые просто забрасывают людей деньгами, хотя бы это была просто добрососедская услуга – открыть дверь в такси или отнести пакет. И к тому же можно торговать прямо на улицах, если есть чем и если умеешь что-то делать собственными руками. А есть улицы, где все магазины принадлежат цветным, целые кварталы, где черные красавцы и красавицы веселятся и хохочут всю ночь напролет, а весь день делают деньги. По дорогам катят автомобили, и если накопить денег, то можно купить себе стального коня и ехать сколько душе угодно, пока дороги хватит.