– А что им там делать?
– What?
– Я говорю, синьор Лекок, что климат Соединенных Штатов не подходит для привидений. Им нужны старые стены, грязные улочки, полуразрушенные замки... Гигиена убивает приведения... И потом, в них надо верить.
– Если хотите знать мое мнение, синьор Тарчинини, то пора вашей стране усвоить некоторые уроки...
– Она так долго преподавала всему миру, синьор, что нет больше ничего, чему ее могли бы научить... а уж тем более вновь прибывшие юнцы, даже если прыти у них больше, чем такта. Синьор Лекок, я попросил бы вас не судить, пока не приглядитесь...
Широким жестом он указал на окно.
– Смотрите! Вечер опускается над Вероной, да к тому же весенний вечер!
– Я думаю, как и везде в Западной Европе?
– Кет, синьор, не как везде! У нас темнота – как бархат. Ночь в Вероне – это занавес, который Бог подымает и опускает, но спектакль происходит за занавесом. Сейчас я покажу вам актеров, ибо играет весь город, но каждый сам себе актер и зритель.
– Молодые еще, может быть, но старики...
– Старики, как и молодые, синьор, потому что одни молоды всей молодостью любви, а другие стары всей древностью любви...
– Синьор комиссар, я никак не предполагал, входя в ваш кабинет, что мне придется выслушать лекцию о любви.
– В Вероне, синьор, трудно говорить о другом.
– Мы в Соединенных Штатах гордимся тем, что не примешиваем к делу своих чувств. И, извините, синьор Тарчинини, но мне кажется, что перед полицейским следователем вы то же, что у нас ребенок перед полисменом.
– Вы меня радуете, синьор! Ни за что бы не хотел бы походить на полицейского! А теперь, если вы не против, я поведу вас в один ресторанчик на виа Ластре, около понте Алеарди, где угощу таким "rizi e luganica"[1] какого вы сроду не пробовали, и таким «torto di mandorle»[2], что вы измените свое мнение насчет благосклонности к нам небес. Все это мы запьем таким bardolino[3], о котором я ничего не скажу, предоставив суждение вам.
– Мне совсем не нравится ваша антигигиеническая пища!
Тарчинини недоверчиво поглядел на американца:
– Вы, наверно, шутите, синьор?
Лекок сообразил, что и впрямь неуместно открывать дискуссию о сравнительных достоинствах национальных кухонь и что, к тому же, в отеле ему тоже не подадут тех блюд, по которым он испытывал ностальгию: огромных бостонских креветок со сладким майонезом, бифштекса с жареным луком, яблочного торта и одной-двух бутылок ледяной кока-колы! К счастью, кока-кола была даже в Вероне, как доказательство того, что пионеры цивилизации не должны отчаиваться. Итак, Сайрус А. Вильям с покорным вздохом принял приглашение комиссара, утешаясь мыслью, что в его багаже есть солидный запас бикарбоната. Уже на выходе Тарчинини вскричал: