Кафе оказалось переполненным. Мы потолкались у входа, огляделись и перебрались к барной стойке. В помещении не было в форме никого, кроме нас. И женщины, и мужчины — все либо в спортивных костюмах, либо в «джинсе».
Красивая молоденькая буфетчица поинтересовалась насмешливо:
— Ребята, вас каким ветром занесло и откуда?
— Мы ваши соседи, из восьмидесятого, заскучали по мирной жизни, захотелось женского тепла и ласки, — весело, глядя ей в голубые глаза, произнес Острогин. — Решили кутнуть, да и народ, как погляжу, для разгула, разврата собран.
— Думаю, что вы сегодня вечер закончите в комендатуре, — улыбнулась девушка.
— Это почему же? — поинтересовался я. — Мы ребята тихие, спокойные.
— А потому, что вот-вот придет патруль и вас всех заберет.
— А мы не дадимся, — усмехнулся Грымов.
— Тогда примчится целый взвод из комендантской роты, и все равно будете ночевать на гауптвахте.
— А этих вот не заметут? — показал в зал рукой Ветишин.
— Этих нет, потому что они тут свои, здешние и одеты в «гражданку».
— Черт, зря приехали. Но думаю, что по рюмке коньяка и мороженому мы употребить успеем. Делаем заказ на всю компанию, — произнес Острогин.
— Коньяк и вино военным не подаем, — строго заявила буфетчица.
— Но они ведь такие же военные, как и мы, по крайней мере, большинство из них.
— Ну и что, у них на лбу это не написано, а кто вы такие, я вижу.
— Тогда шампанского! Три бутылки! — царственным жестом произнес «граф» Острогин.
— Никакого спиртного. Кофе, лимонад, сок, чай. Мне из-за вас неприятности не нужны.
— Что ж, раз кутеж не удается, милая девушка, каждому стакан сока, кофе и по две порции мороженого, — вздохнул Ветишин.
— Всегда так! Штабным и тыловым радости и прелести жизни, а пехоте одно дерьмо и грязь!
— Вот-вот, «со свиным рылом и в калашный ряд» полезли. Не в свои сани сесть пытаемся, — подвел я итоги. — Нам же сказано было полковником из штаба армии, что в «воюющей армии выходных не бывает»! А тут не армия, а глубокий тыл. Мы чужие на этом празднике жизни.
На нас, действительно, многие косились и бросали хмурые почти презрительные взгляды, никто из женщин нам не улыбался.
— Очень хочется драки. Желаю кому-нибудь набить физиономию, еще лучше, чтоб не лицо было, а «морда»! Ох, как я зол! Как я замечательно зол! — прорычал Острогин.
— Да!
И чтоб с выбитыми витринами, поломанными столами и стульями, визжащими тетками, — восторженно поддержал его Ветишин.
— Ну просто вестерн! «Дикий запад», — усмехнулся Марасканов. — Ребята, вы что охренели, у меня замена на носу, дайте уехать спокойно через два месяца. Потом опять приходите и все вокруг крушите.