— А-а-а, — задумчиво почесал затылок прапорщик и затем заорал нам вслед:
— Какой — такой трамвай, тут и рельсы нет.
Пошутили, понимаешь, да?
— Нет, не пошутили, сейчас рельсы проложим, и он придет. Только никому не говори, особенно тем, кто нами будет интересоваться. А то как-то нехорошо: выпустил ночью к «духам» за пределы гарнизона неизвестных офицеров. Не порядок! — ответил Серж.
— Стой! Стрелять буду! Мать вашу!
— Я те стрельну! И маму не трогай! Гранату сейчас брошу — всю жизнь на аптеку работать будешь! Не было никого! Понял? У, ишак бухарский… — рявкнул Грымов.
— Чего ж не понять? Ясно… — притих прапорщик.
И мы, весело смеясь, убежали вниз к кишлаку. У поворота дороги сидел торговец с лотком и при свете керосиновой лампы спорил с покупателем. Он очень удивленно посмотрел на нас и что-то прокричал.
— Что ему надо, чего орет? — спросил Ветишин. — Хоть бы кто-нибудь их язык понимал. В следующий раз Арамова нужно взять.
— В другой раз автомат нужно брать с собой. Тогда и патруль можно пугнуть, и «духов» завалить, если что, — резко оборвал его я. — У кого-нибудь, кроме меня, есть что-либо с собой?
— А что есть у тебя? — поинтересовался удивленно Грымов.
— У меня две РГО в боковых карманах штанов, по костям очень больно стучат. Сейчас запалы вверну — и уже вооружен, — и с этими словами я принялся вкручивать запалы.
— Вооружен! Только себя и нас подорвать сможешь, — усмехнулся Марасканов.
— Что-то о возвращении мы не подумали, — задумчиво почесал «череп» Острогин. — Я даже гранату и ту не захватил. Но кто же знал, кто мог предположить, что мы досрочно вернемся. Такой огромный штаб, обширный женский контингент, и так бесславно возвращаемся. Мне даже стыдно за себя, а за вас тем более.
— Мужики, я вижу, как Острогин, действительно, краснеет, — объявил Ветишин. — Ему и вправду стыдно.
— Хватит болтать, быстрее идите и молчите, накликаете беду, — забурчал Грымов. — Как бы «торгаш» этот «духов» за нами не послал.
Неожиданно со стены, которая возвышалась вокруг афганского музея, кто-то громко окликнул нас.
— Тохта (стой)!
— Бача, дуст! Салам, шурави командор буру (друг, здравствуй, русские командиры идут), — крикнул Острогин.
— А, Салам алейкум! Буру-буру (идите). Сигарет? Сигарет?
— Нист, нист (нет)! Не курим, — ответил я ему.
— На, друг, кури. У меня есть, — и Ветишин бросил пачку сигарет солдату.
— Спасиба, карашо, командор.
Весело помахав «сарбосу» руками, вытирая выступивший холодный пот, кинулись мы бежать дальше по дороге к полку.
— А ведь, если бы был сволочью, парой очередей нас мог завалить! Самое интересное, что прокричали набор слов, но друг друга поняли! — воскликнул Острогин, когда мы отошли подальше.