Они проговорили почти до полуночи, а затем Михась скомандовал:
— Ну что ж, Анютушка, отбой войскам! Завтра нам с рассветом необходимо начать выдвигаться на исходные позиции. Это ты у нас как птичка порхаешь, легко и быстро, а мне до деревни вашей дай Бог за день дойти, а то и в лесу заночевать придется. Да еще надо по дороге подходящий материал найти и все-таки лук со стрелами изготовить для подстраховки. Так что сейчас давай-ка спать.
Они легли. Михась — на своей лавке, Анюта — на полу, на тулупе отца Серафима. Естественно, девушка и не помышляла улечься в пустовавший в настоящее время гроб, служивший ложем монаху-отшельнику. Дружинник, утомленный не столько физическими усилиями, сколько душевными терзаниями сегодняшнего дня, заснул практически мгновенно. Михась с детства был приучен спать при любых обстоятельствах и при любом душевном состоянии, поскольку хороший отдых при наличии малейшей возможности — важнейший элемент подготовки к бою. Михась, как и любой дружинник, мог спать не только лежа или сидя, но и стоя, если таковая необходимость диктовалась обстоятельствами. И сейчас, улегшись на достаточно удобной лежанке, он заснул, как в былые времена, быстро, крепко и без сновидений.
Анюта же, несмотря на гораздо большую физическую усталость, чем у дружинника, долго не могла заснуть, тихонько ворочалась с боку на бок, переходя от ужасных воспоминаний к светлым и радостным мечтаниям. Она прислушивалась к спокойному и ровному дыханию спящего Михася и вся отдавалась этому доселе неведомому счастью: находиться рядом с любимым человеком, ощущать его близость. Ей захотелось вновь, как недавно на поляне, обнять дружинника, прижаться к нему, почувствовать тепло его тела. Она даже протянула было руку, чтобы коснуться его, но вдруг отдернула, будто обожглась. Анюта глубоко вздохнула, взглянула на освещенные огоньком лампадки иконы, мысленно прошептала молитву и наконец заснула глубоким спокойным сном.
Путешествие по лесу до села, в котором жила Анюта, стало для Михася настоящим кошмаром. Расстояние, которое он раньше пробежал бы за три-четыре часа, что называется, задом наперед на одной ноге, дружинник преодолевал почти сутки. Хотя месяц тому назад он едва смог пройти один круг по крохотной полянке, на которой стоял скит. Прорвемся! Михась ковылял не совсем налегке. Он прихватил с собой кое-что из скита. Прежде всего, конечно, любимый чухонский нож и еще материалы для лука.
Когда отец Серафим принес из леса косулю и Михась помогал монаху разделывать добычу, то он по какому-то наитию не стал выбрасывать жилы и кости, а сунул их в ближайший муравейник. Теперь трубчатые кости для наконечников стрел и жилы для обвязки лежали в тощей заплечной котомке дружинника, позаимствованной у Анюты. Оперение для стрел и конский волос для тетивы Анюта должна будет раздобыть позднее, на теткином подворье. А подходящий сук для лука и прутья для стрел Михась намеревался лично раздобыть в лесу. Анюта подробно описала ему маршрут до села, и дружинник знал, что по дороге ему встретится и молоденький соснячок, и ивняк по берегу речушки и возле болота, которые снабдят новоявленную боевую двойку всем необходимым материалом. И еще по дороге в лесу имеется небольшая горушка-бугорок, из которой торчат наружу слоистые каменные плиты. Если камень окажется подходящим, то Михась попытается изготовить из него наконечники для стрел в дополнение к костяным. Дружинник помнил, как он еще в малышовом отряде нехотя, ворча себе под нос, мол, зачем стараться, когда совсем рядом, за Забором, как иногда люди посвященные называли секретные мастерские Лесного Стана, куют прекрасные вещи, осваивал искусство древних охотников изготавливать из кости и камня наконечники для стрел, копий и даже топоры. Они получались у него кривые, косые и мало пригодные. А вот его закадычный друг Желток, любитель всевозможных ремесел и поделок, изготавливал прекрасное оружие, которым можно было бы, наверное, убить и легендарного слона с длинной шерстью, который, по преданиям, давным-давно водился в их краях.