— И то правда, — чуть смягчился грозный лик Ратьши. Теперь место явственно проступающей ненависти заняли презрение и отвращение.
— Пошли прочь, псы. — И он, выхватив плетку из-за пояса, ловко захлестнул ею ендову на подносе в руках Мосяги, одним рывком опрокинув сосуд на остолбеневшего от ужаса боярина.
— Это вам меды от Ратьши! Хлебай, Мосяга! А это, — чуть перегнувшись с коня, он отшвырнул мешающую его замыслу солонку с середины каравая, обсыпав ее содержимым парчовую рубаху Онуфрия, и с силой вогнал глубоко в центр хлебного колеса золотой нагрудный крест Ингваря, который ему до того передал Данило Кобякович. — Вот это князю вашему передайте. На словах же скажите так: руда невинных вопиет об отмщении!— и процедил презрительно: — Ну а теперь прочь отсюда, падаль, — после чего, не обращая на них ни малейшего внимания, повернулся к безмолвно стоящему Хвощу: — А поведай-ка мне сначала, боярин, был ли ты или нет под Исадами в Перунов день, — и пояснил свою мысль: — Ежели был — одно дело, ежели нет — иной и разговор будет.
— Ты ж сам ведаешь, Ратьша, что я из бояр думающих, а в ратные походы с князем вот уж десятое лето не ходок, с тех пор как один молодец мне брюхо распорол, — спокойно отвечал Хвощ.
— Ведать-то я ведаю, — согласно кивнул сединами тысяцкий. — А там как знать. Безоружных в спину мечом разить и больное брюхо не помешает.
Хвощ, криво усмехнувшись, попытался перевести разговор на другую тему:
— Ты все день вчерашний вспоминаешь, а уже сегодняшний к концу идет. Так что скажи лучше, зачем пожаловал.
— Не за чем, а за кем, — поправил его Ратьша. — Вестимо, за князем своим, который у вас в стольном граде во светлых покоях с бережением великим гостить изволит. Пора ему и честь знать, до своего Ожска сбираться.
— Одного человека я только и видел в покоях светлых у князя Глеба, который из Ожска будет, — задумчиво произнес Хвощ прищурившись и поинтересовался: — Стало быть, вы за Святославом младым прибыли?
Ратьша побледнел. О том, что вся княжеская семья могла быть предусмотрительным Глебом вывезена в Рязань, он как-то и не подумал.
«Эх, Эйнара бы сюда, — подумал он с тоской. — Глядишь, вместе бы чего и удумали». Он с надеждой покосился на своих спутников. Вячеслав молчал, совершенно не представляя, как быть в такой ситуации, но выручил половец.
Хан ласково улыбнулся Хвощу и предложил:
— Однако негоже нам речи в чистом поле вести. Посол с дороги, устал, в покое нужду имеет. Мыслю я, что разговор удобнее продолжать в моем шатре. К тому же слуги, наверное, и угощение приготовили.