— И то дело, — поняв, что Данило Кобякович выгадывает время, согласился с ним Ратьша, первым поворачивая коня по направлению к уже установленному ханскому шатру. Хоть и смотрелся шатер богато, но рядом с убогими домиками посада, которые теснились чуть поодаль, в каких-то двухстах — трехстах метрах, что-то терял, напоминая Вячеславу шатры цыганского табора, который иногда стоял в его Ряжске в маленьком сквере близ железнодорожного вокзала.
Честно говоря, он вообще не понимал, зачем его взял с собой Ратьша. Вести переговоры никогда не было его стихией. Совсем другое дело — загнать очередную шайку бандитов в горы и, злорадно ухмыляясь, не докладывая ничего начальству, самостоятельно договорившись с командиром артдивизиона, накрыть гадов почти прямой наводкой, аккуратно сровнять их с землей и уже после этого, с сознанием честно выполненного долга, ставить в известность руководство об успешно проверенной операции. Вот там он был на своем месте, в своей тарелке, знал, что нужно делать, а главное — как делать. Начальство, как правило, долго ругало его по телефону за очередную партизанщину, еще дольше отчитывало при личной встрече, но дело уже сделано, поезд ушел, покойников не воскресить, а победителей, как известно, не судят.
Впрочем, строптивых и не в меру самостоятельных победителей еще и не награждают, так что за все время Вячеславу на грудь упала одна маленькая медалька. Называлась она «За отвагу», хотя правильнее ее было бы назвать «За переговоры».
Именно за них, как ни странно, получил он единственную боевую награду и потому слегка стеснялся ее носить. В тот раз черт дернул его все-таки доложить, поскольку артиллерии под боком не было, банда оказалась большая, а естественное укрытие эти бородатые подонки себе выбрали такое, что лучше не придумать. Тогда-то и пришлось запрашивать вышестоящий штаб о помощи. И нужно-то было всего ничего — каких-то пять, даже три гаубицы. Конечно, артиллеристам пришлось бы изрядно попотеть, но зато всего за пять-шесть часов достигался стопроцентный успех. Так Вячеслав называл лишь ситуацию, когда в ходе операции были соблюдены два обязательных для него самого условия: полное отсутствие груза-200, то есть покойников, со стороны внутренних войск и такое же полное отсутствие живых со стороны бандитов.
Но вместо того чтобы дать жалкие три пушки, пошли бесконечные доклады и согласования, и к концу вторых суток пришел приказ из Москвы о том, что необходимо провести переговоры. Если бы он проводил их сам, то, плюнув на офицерскую честь, просто наврал бы спустя сутки, что это бандиты из разряда непримиримых, от переговоров отказываются и желают сражаться до конца.