Ишь приперся из Ожска в Рязань проповедовать, будто своих попов здесь нет. Ну ладно бы, о смирении речь вел или, как в первый день, возле храма Бориса и Глеба, обращаясь к князю, вышедшему после обедни, к милости призывал, хотя тоже дерзко и с намеком. Так нет же, спустя уже двое суток откуда-то узнал он о настоящем положении дел и не догадался промолчать. Напротив, в обличения кинулся. Сам-то князь Глеб не слыхал их толком, и слава Богу. Не сдержалось бы сердце ретивое, снес бы дерзкому голову с плеч на глазах у всего люда рязанского, а это негоже. Народец нынче и без того все больше пасмурный ходит, а того не понимают, что чем больше Рязань возвеличится, тем им же самим лучше будет во сто крат.
С этими мыслями он и взошел на подворье к Архипу, самому знаменитому из всех ныне живущих на Рязани ковалей, уже пожилому, но не утратившему своего легендарного мастерства.
Однако через несколько часов его энтузиазм несколько спал, и настроение вновь стало ухудшаться. Он понял, что Константин выдал ему далеко не все секреты. Полые болванки непременно должны быть чем-то заполнены, а про это братец умолчал.
«На Ратьшу надеется, — хмыкнул он зло. — А может, и не зря, — тут же пошла вторая мысль, но он отмахнулся от нее пренебрежительно. — Ничего. За день-два им Рязани ни в жизнь не взять. Успею. Правда, если только уже сегодня все до конца из этого упрямца выжму».
Ровно в полночь передышка для узников завершилась. С могильным скрипом, уподобясь входу в склеп, дверь в поруб открылась, и в подвал вошел Глеб. Его верный Парамон, неизменно сопровождающий рязанского князя, вновь держал на вытянутых руках жаровню, наполненную свежими углями, рдеющими густой вишнево-кровавой краснотой.
* * *
Едина просьбишка малая бысть у князя Глеба, дабы покаялся брат его нечестивый во грехах тяжких, но отвергаша Константин во гордыне бесовской все мольбы жаркия и повелеша князь Глеб, повинуяся свому сердцу доброму, дати тому седмицу на раздумье, а дабы диавол не смущаша, отвели Константину по княжому повелению комору просторну, в коей чисто и тепло бысть. Сам же княже Глеб брата своего не забываша и ежеден заходиша к тому, дабы помолитися вместях за спасение его души многогрешнай.
Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 года. Издание Российской академии наук. СПб., 1817.
* * *
И бысть тут Константину муки тяжкия, и глад, и хлад. И терзаша его тело белое нещадно князь Глеб, аки злобный дух. И жег его железом каленым, и прутья втыкаша, и иное непотребство чиниша. А услыша глас откровения с уст отца Николая, кой к милосердью взываша неустанно, повелеша гвоздьми в шесть вершков длиной прибити оного слугу Божьего к стене. И распяша слуги Глебовы отца Николая аки Христа, и вбиша четыре гвоздя. По одному в длани, коими он мучителей своих благословил с покорством, и по одному — дабы он и ступити не возмог. Но бысть ангелы светлые о ту пору близ распятого и, слезу ему горючую утираша, молили — терпи, отче, како сам Христос терпел оное.