Тут на Константина налетел Епифан, вынырнувший в ту же прорезь.
— Живой! — пробасил он радостно, но князь ловко уклонился от медвежьих объятий своего стремянного и гневно крикнул:
— Ты почему остальных бросил?
— Так сами они и послали, — растерялся Епифан. — Говорят, беги к князю за подмогой, а мы уж тут продержимся.
— Прибежал?
— Ну так вот же, стою, — вконец перестал что-либо понимать стремянной.
— А теперь назад беги!
— А ты как же, княже?
— И я вместе с тобой.
Но залезать вовнутрь шатра им не пришлось. Глеб послал людей в обход, снаружи, и те уже заходили с тыла, дабы ударами мечей в спину, на ощупь, разделаться, наконец, с последними врагами, которых оставалось всего трое. Очень вовремя подоспели Константиновы дружинники, числом где-то с десяток, что добавило сумятицы и позволило выбраться из-под полога всей троице. Мечами они мигом пробили себе дорогу к лошадям, но тут послышался неистовый рев Глеба:
— Руби их! Руби всех, а Каина этого в первую голову!
— Ты ж не велел, — крикнул кто-то растерянно. — Как же...
— Руби!
Они все-таки сумели вскочить на тревожно всхрапывающих коней, а Константин еще и ухватил здоровенную горящую головню из костра поблизости. В последней отчаянной попытке удержать беглецов кто-то из шустрых Глебовых воев, успев вскочить на коня, изловчась, исхитрился-таки рубануть Константина по левому предплечью, вследствие чего он едва не выронил головню и чуть не рухнул со своего жеребца, однако, поддерживаемый Епифаном, сумел сохранить равновесие и устремился прочь с этого проклятого места.
Едва они миновали последние шатры, как к ним, завидев своего князя и поняв, что дело нечисто, присоединилась еще одна малочисленная группа в четыре человека во главе с Афонькой Лучником. Так вдевятером и уходили они от погони, время от времени огрызаясь стрелами. Но вслед за ними устремилось уж очень много Глебовых дружинников — не менее полусотни. И вот тогда-то показала себя во всей своей красе совместная работа Миньки и ожских кузнецов.
Первую, пусть и допотопную, но, тем не менее, самую настоящую «лимонку» Константин кинул совсем недалеко. Однако все получилось как нельзя удачно, будто так и задумывалось заранее, и грохнула она именно в тот момент, когда оказалась уже в самой гуще погони.
Вторую, по княжескому повелению, метал уже Епифан, и тоже получилось хорошо, поскольку из-за сумятицы, вызванной первым взрывом, погоня несколько отстала, и если бы не мощная длань стремянного, то граната не долетела бы по предназначенному адресу. Третья же, которую Епифан метнул чуточку позже, чем следовало, бабахнула вообще в воздухе, осыпая смертоносными осколками и людей, и животных.