Ой-ой-ой.
«Я бы сказала: ай-ай-ай!..» — Ехидная ухмылка.
После твоих разъяснений впору звать на помощь.
«Разумное решение…»
Только малодушное и поспешное.
«Надеешься заговорить Совет?..»
Попробую. На крайний случай у меня есть мой любимый выход.
«Порвать всех на клочки?..»
Хотя бы. Нет, рвать не буду, конечно. Я имел в виду другое.
«Открыться?..»
Да.
«Это рискованный шаг…»
Зато надежный. И после него никто не посмеет мне возразить.
«И никто не посмеет приблизиться…»
Это точно. Поэтому я прибегну к нему в самый последний момент.
«А чем плохо признать свое положение?..»
Не плохо. Убийственно.
Мантия укоризненно молчит, не поддерживая мою точку зрения. То есть, безукоризненно точно следует некогда избранной линии поведения.
Что ожидает меня, если откроется скрытое? Новая стена отчуждения. О, разумеется, передо мной рассыплются в извинениях и заверениях в вечной преданности. Искренних, что особенно печально, и совершенно не нужных. Даже Кайа, для которой мое происхождение давно уже не секрет, будет удивлена, когда узнает все. Возможно, ее отношение ко мне не изменится, но тень страха, несомненно, появится. А вот Кэл… Он будет потрясен. А еще — уязвлен тем, что оказался недостаточно проницательным и не разгадал мою Игру. И никогда не поймет: никакой Игры не было и в помине. Не сможет понять.
«Возможно, все будет иначе… Не допускаешь?…»
Допускаю. Но не хочу проверять это предположение.
«Трусишь?..»
Конечно.
«Если боишься дышать, стоит ли жить?..»
Неудачное сравнение.
«А мне думается, очень удачное…» — игривое возражение, приглашающее к новому спору.
Нет, драгоценная, не сейчас. Мы обязательно обсудим все точки зрения и доводы сторон, но чуть позже, хорошо? Вскорости нам предстоит не менее занятное развлечение, поэтому давай беречь силы для него!
***
Все судилища, на которых мне повезло побывать в роли зрителя, имели одну особенность, одинаковую для любой расы, любого места действия и любого преступления. Мнение обвиняемого никогда не представляет интереса для окружающих: судьи с пеной у рта спорят о нравственности, порядочности, устоях и традициях, но не слышат даже сами себя, что уж говорить о беднягах, чью судьбу они решают. Эльфийское судопроизводство не отличалось от всех прочих: представители Совета Кланов, восседающие в резных креслах, специально ради такого события вынесенных из дома во двор, были больше погружены в свое мироощущение, чем в реальное положение дел.
Всего трое судей — два мужчины и женщина, зато какие! В центре располагался нынешний Глава Совета, эльф настолько преклонных лет, что уже не придавал особого значения своему внешнему облику, то есть, выглядел не юно или молодо, а лишенным возраста, что внушало должное уважение. Такое могли себе позволить только очень много повидавшие листоухие, те, кто понял: есть более достойные цели, чем пускать пыль в глаза. Впрочем, расслабленное лицо и внимательный, но не лишенный доброжелательности темно-бирюзовый взгляд, не могли внушить того, на что были рассчитаны. Не успокаивали. Сколько раз я сам наблюдал, как в полном спокойствии вершились поражающие воображение жестокости… Скорее всего, золотоволосый Глава Совета примет окончательное решение единовластно, сообразуясь с собственным разумением, чтобы ни твердил лесовик о влиятельности женщины.