Такова уж была эта пустыня — по капризу природы возникшая тут, отрезанная от влажных морских ветров с юга Гаркасскими горами, а от столь же влажных северных — Синим Хребтом.
Вся вселенная, казалось, сложена из песка. Желтого, красного, серого, рыжего, белого. Кустики солянки и верблюжьей колючки, странные колючие шары, покрытые жесткой шкурой, и отменно горькие (говорят, такие еще водятся лишь в пустынях заокраинных земель), да изредка проскакивающие живые создания вроде карликовых тушканов и ящериц — вот и вся жизнь. Безбрежные просторы сухих, изрезанных оврагами и ущельями глинистых равнин, засыпанные песком котловины, каменистые эрги — и вновь море песка.
Пути от колодца к колодцу, сон вполглаза — кто его знает, чего можно ждать от проводника? Скудная еда — сухое мясо и сушеные до каменной твердости фрукты. И вот — ураган.
Буря стихла быстро, почти так же, как и накатила. Час прошел или больше — Торнан не понял.
Но вот смолк ветер, и песок больше не пел свою жуткую песню смерти. Конь с хриплым всхрапом поднялся, и следом за ним — Торнан. Из-под песчаного полога выбрались трое его спутников. Последним — выглядевший изрядно потрепанным Чикко.
— Проклятая пустыня, — выругалась Марисса.
— Не надо недобрых слов о пустыне: обидится, — прозвучало за спиной.
Позади них стоял человек в потертом бурнусе, с откинутым капюшоном — по виду родич проводника. А немного поодаль, по ту сторону бархана, поднимались верблюды, и кони, и люди — женщины, дети, седобородые старики... Целый караван. Не торговый, не купеческий — племя пустынных бродяг.
Кочевник что-то спросил у проводника на непонятном языке, тот ответил длинной речью, как будто оправдываясь. Оборвав его на полуслове взмахом руки, бородач приложил руку к сердцу.
— Я рад видеть служительницу Великой Матери, хотя и не могу понять, что ее привело в эти обиженные жизнью края. Но думаю, что мой отец тоже будет рад увидеть тебя, почтенная, и засвидетельствовать уважение к Матери...
В шатре, на груде подушек возлежал человек в широком одеянии, казавшийся не отцом, а скорее старшим братом встретившего их кочевника. По обе стороны от него сидели две весьма упитанные женщины в переливающихся шелках и грубой работы серебряных украшениях. Они равнодушно взирали на пришельцев. В шатре оказалось не в пример уютней, чем под палящими лучами солнца. Тем более что тут же гостям подали охлажденного финикового вина и сочные порезанные гранаты, сияющие красными зернами. На их кожуре поблескивали капельки холодной воды — колодец, который искал проводник, был именно тут.