Краешком глаза Дакар увидел, как Халирон вскочил и подбежал к свертку.
— Я сам,- властным голосом сказал менестрель. Ученик осторожно сжал его запястья.
— Побереги свои пальцы, — с укоризной заботливого сына возразил он.
Сам того не желая, ученик привлек к себе всеобщее внимание. Его престарелый учитель, давно привыкший быть на виду, лишь пожал плечами. Он больше не порывался разворачивать сверток и даже позволил ученику снять с себя набрякший от воды плащ. Темные глаза хозяина, чем-то напоминавшие глаза верного пса, неотрывно смотрели на менестреля. Заметив в них сочувствие, Халирон пошутил:
— Ни за что не старься, дружище. Незавидное это состояние. Самое противное, что оно еще и долго тянется. Эт милосердный, неужели люди так никогда и не найдут лекарства от старости?
Не зная, как лучше угодить знатному гостю, хозяин накинулся на зазевавшуюся служанку:
— Чего глаза вылупила? Живо тащи сюда вина с пряностями и горячего супу. Если хозяйка еще на кухне, скажи ей, что я велел нарезать свежего хлеба.
Девчонка упорхнула, а Дакар под шумок уселся за ближайший стол и наравне с игроками в дротики стал беззастенчиво разглядывать прибывших гостей. Сняв с учителя плащ, ученик сбросил свой. Взорам собравшихся предстал худощавый, даже хрупкий человек, которому не было и тридцати. Его лицо обрамляли пепельно-каштановые волосы. Глаза ученика (насколько мог видеть Дакар) были карими, с оливковым отливом.
Безумный Пророк не помнил, чтобы когда-нибудь встречался с этим человеком.
Пока гости рассаживались и согревались, хозяин удалился за стойку и принялся спешно вытирать брызги с глазурованных чашек, которые он берег для богатых постояльцев. В зале возобновились прерванные разговоры. Метатели дротиков вернулись к игре. Из кладовой послышался визгливый и недовольный голос хозяйской жены, потом загремели горшки и кастрюли и по полу зашуршали ее торопливые шаги. Пришел работник с ведром и жесткой щеткой и начал оттирать копоть со стен в том месте, где сидели Халирон и его ученик. Дакар меж тем сидел в укромном уголке возле окна и обдумывал свое дальнейшее житье-бытье. Радоваться было нечему: шарь не шарь, а деньги он спустил все до последнего гроша. Он заметно протрезвел. На этой стадии у него всегда невыносимо болела голова и каждый посторонний звук только добавлял страданий. Сейчас его страдания усугублялись скрипом потолочных досок: наверху постояльцам готовили кровати, застилая их, если верить хозяину, белоснежными простынями. Потом хлопнула задняя дверь — это хозяин послал одного из своих косматых сыновей разнести по деревне весть о прибытии магистра Халирона, любезно согласившегося переночевать на здешнем постоялом дворе. Дакар вспомнил про свое странствие к отхожему месту и зябко поежился.