Доктор Пионтковский опустил голову. Имя Элли Бауэр было ему известно.
– Если я не ошибаюсь, – сказал он после долгого молчания, – она еще недавно была в Генуе.
– В Генуе? – из последних сил крикнул Аргунов.
– Да, но вы никак не могли встретиться, потому что ей было строго запрещено покидать ее квартиру.
– А где она теперь? Где, доктор, скажите мне, ради Бога, хоть перед смертью! – умолял его Аргунов.
– Марлен должна была послать ее с поручением в Испанию.
– И она поехала туда? – нетерпеливо прервал его больной.
– Нет, насколько мне известно, из этой поездки ничего не вышло…
– Почему, скажите?
Доктор Пионтковский осторожно оглянулся, чтобы убедиться, что его не подслушивают. Потом наклонился к Аргунову:
– Вы ведь знаете, коллега, что мы ничего не имеем права говорить, если хотим вообще жить, – боязливо сказал он. – Вам известно, как ужасно закончили Тимм и шофер Вальдрок…
– Но, доктор, нас никто не слышит, и я… я ведь больше не выйду живым из этой могилы. Мне вы можете вполне довериться. Я не могу спокойно умереть, пока не узнаю, что с ней случилось.
Швиль стоял, судорожно сжимая руки. Он тоже наклонился к говорившим, чтобы уловить каждый звук.
– С фрейлейн Элли дело обстоит нехорошо: она не последовала приказанию оставаться дома…
– Дальше, дальше, – настаивал Аргунов.
– До ушей Марлен дошло, что она хотела помочь бежать одному немцу, имя которого я не знаю…
– И…
– Она встретилась с ним ночью, но за нею следили…
– Говорите, говорите, ради Бога!
– Ее посадили в автомобиль и увезли. С тех пор больше о ней ничего не известно.
Умирающий упал на подушки. Через минуту послышались его рыдания.
Но через некоторое время он снова поднялся.
– У нее есть старая мать: я завещаю ей все свое состояние. Это мой долг. Скорее, дайте мне бумагу и перо. В боковом кармане пиджака вы найдете печать, хорошо известную моему нотариусу в Париже. Дайте ее мне.
Когда доктор Пионтковский подал ему просимое, Аргунов дрожащей рукой написал сам письмо и запечатал его. Потом поднес резиновую печать к огню свечи и держал ее до тех пор, пока резина не сгорела.
– Я написал для подателя сего полную доверенность. Доктор, мы знаем друг друга десять лет, мы прошли вместе через огонь и воду, и вы единственный, кто будет присутствовать при моей смерти. Я умоляю вас, если у вас есть еще вера в Бога, не берите ничего у старой женщины, потому что она потеряла все в жизни. Обещайте мне!
– Хорошо, я согласен, – тихо прозвучал ответ.
Больной с тяжелым вздохом медленно опустился вниз. Он дышал тяжело и неровно. Дыхание все время прерывалось, широко раскрытые глаза глубоко ввалились.