Отдельные крики становились все громче. В куче щебня и камней Швиль не мог ничего рассмотреть: очевидно, под обломками находились люди.
Он начал лихорадочно работать и вскоре освободил одного. Его невозможно было узнать, потому что кровь, которая все время текла из его носа, покрыла все лицо.
– Де Кастелло? – спросил Швиль.
– Нет, Ллойд, – гласил ответ. Швиль довел шатающегося Ллойда до коридора и принялся рыть дальше, пока не нашел Кастелло. Взяв последнего под мышки, он собирался уже вытащить и его, как вдруг тот дико закричал.
– Не тяните, я ранен, у меня безумная боль в ногах.
Оказалось, что у него были сломаны обе ноги.
Швиль оттащил несчастного в сторону и затем снова схватился за лопату. Теперь из кучи щебня вылез Ронделль и на четвереньках отполз в сторону. На плече у него была зияющая рана. Швиль увидел руку, судорожно дергавшую пальцами. Изо всей силы навалился на камни и отодвинул их в сторону. Вскоре ему удалось вытащить доктора Пионтковского, который едва дышал.
– Кислороду, Ронделль, вы не даете нам ничего! – заревел Швиль.
В эти минуты, когда дело шло о человеческой жизни, он мало задумывался над тем, что этим замечанием только ухудшит и без того скверные отношения между собою и Ронделлем. Но тот, видимо, понял волнение археолога и без противоречий выполнил все, что ему было приказано.
– Все здесь? – спросил Швиль, пересчитывая присутствующих.
– Нет Юргенсена, – ответили Ронделль и доктор Пионтковский.
Швиль снова схватился за лопату. После напряженной работы он нашел отсутствующего: тот лежал под всем грузом камней. Не нужно было тщательного исследования, чтобы установить, что он мертв.
На черепе виднелись многочисленные раны, и все лицо было залито кровью.
– Теперь у нас два трупа. Гробница фараонов будет и нашей могилой, – с горечью произнес Швиль, обращаясь к Ллойду, и прибавил: – Ведь вы были посланы сюда только потому, что являлись инженером: разве вы не могли предвидеть несчастья?
Ллойд ничего не ответил: он еще не пришел в себя и, тяжело дыша, прислонился к стене.
– Вы верите, Швиль, что фараоны мстят? – спросил доктор. Остальные с напряжением ждали ответа.
– Я не могу с уверенностью утверждать этого, но твердо верю, что здесь, под землей, есть какие-то влияния, от которых мы страдаем. Есть совершенно непонятные вещи, которых никто не может объяснить. Я бы не удивился, если никто из нас не увидел бы больше дневного света. Может быть, мы все останемся здесь, – спокойно заключил Швиль.
Его ответ поразил всех, как ударом грома, а небрежность, с которой он произнес это, была еще удивительнее слов. Его ответ был предостережением судьбы. Долго длилось молчание, прерываемое только стонами де Кастелло. У несчастного были сломаны обе ноги, и доктор Пионтковский накладывал ему перевязку.