Жеребец шел легкой иноходью, едва касаясь земли. Вспугнутые фазаны и куропатки суматошно выпархивали из-под самых копыт. Коровы, пасущиеся в поле, даже не поднимали тяжелых длиннорогих голов. Один раз Шелби заметила слева группу рабочих – они клеймили телят; ковбои молча проводили ее взглядами и вернулись к своему делу.
Шелби мчалась, как ветер, словно старалась убежать от самой себя. В голове ее билась одна мысль: «У меня есть сестра. Дочь, от которой отец отрекся. И все эти годы скрывал от меня ее существование». Шелби не сомневалась: это не единственный его секрет.
Путь ее лежал к семейному кладбищу, где нашли свой последний приют многие поколения Коулов. Могилы за ржавеющей оградой поразили Шелби своей неухоженностью; одни могильные камни потрескались, другие были повалены и густо оплетены травой. Шелби спешилась, привязала поводья к ограде и, отворив скрипучую калитку, вошла на кладбище. Буйная трава хватала ее за ноги, какие-то колючки царапали бедра и впивались в шорты, словно стражи, бдительно охраняющие покой мертвецов. В новой части кладбища Шелби нашла могилу матери. За ней, казалось, ухаживали – наглый плющ не смел оплетать гранитный памятник с высеченной на нем розой и простыми словами: «Любимая жена и мать».
– Мама, – прошептала Шелби, коснувшись рукой холодного камня.
Много лет она не бывала у Жасмин. И вот наконец пришла – да и то с пустыми руками: ни цветов, ни венка, ни фотографии на память. У нее ничего не осталось от матери. Даже воспоминания о ней были смутны, перемешаны и перепутаны с семейными фотографиями, рассказами, слышанными от Лидии или от отца.
Как же, должно быть, она страдала! Быть женой судьи Коула – тяжкое испытание, но любить его – проклятие.
А где-то в вышине, в густых ветвях, не ведая ни о любви, ни о смерти, заливалась щебетом какая-то птичка.
—Мама, мама, – воскликнула Шелби, – если бы ты знала, как мне тебя не хватает!
Могильного камня Элизабет здесь не было – Шелби развеяла ее прах (точнее, как теперь понимала, неизвестно чей прах) в холмах. Судья Коул отказался увековечить память внучки на семейном кладбище. Тогда Шелби полагала, что он стыдится ее позора; теперь понимала – он не хотел ставить памятник мертвой девочке, ибо знал, что она жива. Слава богу, она жива!
– Я найду тебя, Элизабет! – Что-то сжало Шелби горло, и она повторила дрогнувшим голосом: – Непременно найду.
Распрямив плечи, она твердым шагом вышла из ограды, отвязала жеребца, вскочила в седло и понеслась вверх по склону холма на запад. Прежде чем возвращаться домой, ей хотелось посетить еще одно памятное место. Тучи уже затянули весь небосклон; ветер бил Шелби в лицо, принося с собой запах дождя. Близилась гроза.