Я решил не мучить эту горемыку и перешел на английский сам, потому что в свое время мне пришлось выучить его в совершенстве. Нас готовили воевать на территории врага, хорошо готовили, так что даже по истечении многих лет я мог болтать по-английски как попугай.
Я сказал (брехло собачье!), что мне приятно видеть представителей такой могущественной и уважаемой в мире державы в наших краях и что готов немедленно поднять бокал за мир и дружбу во всем мире. (Тут уж я душой не покривил).
– О, вы знаете наш язык!? – обрадовались американцы.
– Немного, – ответил я скромно.
– У вас отличное произношение, – возразил один из янки, костистый угловатый малый с холодными настороженными глазами. – Вы, наверное, учились в Англии?
Нет, там мы проходили производственную практику, едва не брякнул я первое, что взбрело в голову. Я даже открыл рот, но тут же прикусил язык. Конечно, противостояние США и СССР осталось в прошлом, но зачем американским гостям Венедикта знать, что собой представляла эта «практика» и чем она закончилась.
– К сожалению, не довелось, – ответил я как можно искренней. – Просто я имею большую склонность к иностранным языкам.
Венедикт слушал разговор, в изумлении вытаращив глаза. Он не знал о моих талантах полиглота, поэтому был удивлен до крайности.
– Вот те раз… – сказал Веня несколько растерянно, когда я и все трое янки удовлетворили взаимное любопытство и выпили по единой – за дружбу между народами всех стран. – Ты что, от нечего делать на иностранные языки приналег?
Заметив, что к нашему диалогу внимательно прислушивается американец с отмороженными глазами (который только что в разговоре со мной посокрушался, что русским практически не владеет), я как можно непринужденней ответил:
– Ну. Хочу съездить за бугор по турпутевке. А там без английского, сам знаешь, никак.
– Завидую я тебе…
– Это почему?
– Для творческой личности иметь богатого спонсора – предел мечтаний.
– Во-первых, Веня, я не творческая личность, а во-вторых, богатая жена не спонсор, а лишняя головная (нет, скорее зубная) боль. Уж поверь мне…
В этот миг я заколебался – рассказать ему о своих злоключениях или промолчать? После недолгих размышлений я тяжко вздохнул и решил, что все равно у Венедикта на постой не останусь, а значит, нечего тут трепаться насчет личных коллизий.
И уж тем более мне не хотелось своим мрачным повествованием портить светлое настроение своего приятеля, который наконец решился связать себя семейными узами. Зачем ему знать, что после медово-карамельного года совместной жизни часто следует горькая полынная настойка, которую хошь, не хошь, а хлебай.