Они, конечно, не хотели провожать ее во Францию, дальнюю страну, которую никто из них никогда в глаза не видал. Только Вильгельмине и Джордану, престарелому слуге сэра Джона, довелось побывать там, но Вильгельмина не любила сплетен, а чванливый Джордан, когда его просили что-то рассказать, только пренебрежительно шмыгал носом и заявлял, что французы совсем погрязли в грехах.
Однако все в Бродфорде знали, – ведь они были слугами, преданными своим хозяевам, чьи надежды, страхи, мечты и разочарования были часто важны для них не меньше, чем их собственные, – они знали, что сэр Джон и леди Кэтрин сильно напуганы неожиданным открытием наутро после свадьбы, что герцог Войн намерен увезти свою молодую жену не в Войн, а во Францию.
Можно было ожидать, что надолго заброшенное шотландское наследство герцога потребует его немедленного внимания, но, по словам Китти, которой предстояло сопровождать свою госпожу во Францию, новая герцогиня принесла в приданое собственность, которую его светлости не терпелось осмотреть.
Их пребывание там не будет постоянным, тем не менее идея их поездки всем была не по вкусу, так как все знали – Бродфорд относился к числу тех немногих домов в графстве, которые получали газеты из Лондона, что Франция – это страна, находящаяся из-за слабости короля на грани анархии, что крестьяне умирают от голода на полях, парижские банки израсходовали всю свою твердую валюту и теперь на грани банкротства, а французскую королеву Марию Антуанетту так все ненавидят, что не исключена возможность покушения на ее жизнь.
Конечно, никто в действительности не верил, что герцог Войн решится увезти миссис Таунсенд во Францию, если бы было хоть малейшее подобие настоящей опасности или сэр Джон и леди Кэтрин не дали согласия на это. И нужно было только посмотреть на миссис Таунсенд, чтобы увидеть, что она вполне согласна сопровождать своего мужа, куда бы он ни пожелал, независимо от того, считает она ситуацию опасной или нет, а было ясно, что это не так.
В этот момент парадная дверь отворилась, и показалась Таунсенд. На ней было темно-зеленое дорожное платье, плащ того же цвета и шляпа с перьями, которая придавала ее зачесанным кверху волосам медовый блеск. Ее щеки покраснели от холода, а глаза сверкали, когда она прильнула к руке отца. Она ходила среди слуг, прощаясь с каждым в отдельности. Со слезами на глазах Таунсенд попрощалась со всеми родными, хотя и очень старалась не плакать, а в сердце была ноющая пустота, которой она никогда прежде не испытывала. Возможно, она взрослеет, и именно это имела в виду Кейт, когда сказала, что жизнь причинит ей немало сердечной боли, когда она станет женщиной.