— Ладно, Эрик, — сказал Эрик. — Какие у тебя новости?
— Ох, ничего особенного. Вчера вечером я ходил в паб. Ты звонил вчера?
— Я? Нет.
— Ох. Отец сказал, кто-то звонил. Я подумал, это мог быть ты.
— Почему я должен был звонить?
— Ну, я не знаю, — я пожал плечами, — по той же причине, по которой ты звонишь сегодня. По какой угодно.
— Ну, а как ты думаешь, почему я звоню сегодня?
— Не знаю.
— Господи Иисусе, ты не знаешь, почему я звоню, ты не уверен в собственном имени и мое имя назвал неправильно. Ты не много знаешь, правда?
— О, Боже, — сказал я больше для себя, чем для Эрика. Я чувствовал, как диалог двигался в неправильном направлении.
— Ты не собираешься спросить, как у меня дела?
— Да, да, — сказал я. — Как у тебя дела?
— Ужасно. А ты как?
— О'кей. Почему ужасно?
— Тебе все равно.
— Нет, мне не все равно. Что случилось?
— Ничего интересного для тебя. Спроси о чем-нибудь другом, например, о погоде, о молодежной моде или где я сейчас. Я знаю, тебе все равно, как я себя чувствую.
— Нет, мне не все равно. Ты — мой брат. Мне не может быть все равно, — запротестовал я. В ту же секунду я услышал, как открылась дверь кухни, секундой позже внизу лестницы появился отец и, взявшись за большой деревянный шар на вершине перил первого пролета, он стоял и смотрел на меня. Он поднял голову и слегка наклонил ее к плечу, чтобы лучше слышать. Я пропустил начало ответа Эрика, и услышал только:
— …как я себя чувствую. Каждый раз, когда я звоню, одно и то же. Где ты сейчас?. Вот и все, что тебя интересует, тебя не интересует состояние моей головы, только тела. Я не знаю, почему я до сих пор звоню. С тем же успехом я мог бы себя не утруждать.
— Хм. Хорошо. Ты прав, — сказал я, посмотрев на отца и улыбнувшись. Он стоял, молчащий и неподвижный.
— Видишь? Все, что ты можешь сказать: Где ты сейчас?. Заметно, как тебе не все равно.
— Нет. Наоборот, — сказал я, потом немного отодвинул трубку ото рта и закричал моему отцу. — Это опять Джеми, папа!
— …почему я пытаюсь, я не знаю, в самом деле… — Эрик болтал в трубке, очевидно, безразличный к сказанному мной. Отец тоже меня проигнорировал, оставшись в той же позиции — голова набок. Я облизал губы и сказал:
— Слушай, Джеми…
— Что? Видишь? Ты опять забыл мое имя. Так почему…?
— Мы должны привести туда моего отца, вот он здесь, — я прошипел последние два слова, — и купить ту старую машину, на которой я смогу ездить по песку.
— Ты говоришь ерунду. Я никогда не водил никакую машину по песку. Ты опять забыл, кто я, — сказал Эрик, не слушая меня. Я отвернулся от моего отца и смотрел в угол, тяжело вздыхая и шепча, отвернувшись от трубки, — О, Боже.