Наконец она нашла в себе силы заговорить.
– Ты знал? Ты знал, как Элма обзывала меня? – Элизабет с трудом поднялась на ноги, не обращая внимания на то, что у нее расстегнут корсаж, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик. Она не заплакала, просто медленно отвернулась, сгорая от стыда.
Имя Элмы и то, что за этим последовало, подействовало на него как ушат холодной воды.
– Ничего я не знал! Как я мог знать то, что ты не рассказывала мне?
Элизабет показалось, что она слышит осуждение в его тоне, и ее мутило от нестерпимого стыда.
– Элма права. – Рванувшись прочь, она уже не слышала, как он просил остаться. Элма права! Ей действительно все равно, где заниматься любовью, настолько велико и мучительно ее желание. Не слыша, что Колтер снова и снова зовет ее, она бежала прочь, убегая не от него, а от себя.
Полковник растерянно наблюдал, как молодая женщина исчезает среди деревьев. Голова все еще боролась с телом. Чувства объявили бунт.
Но выбора не было. С того момента, как он снова встретил Элизабет, выбора не осталось. Он побежал искать ее.
Споткнувшись, Элизабет упала, ее била дрожь. Она не отзывалась на голос Колтера и хотела только одного – сжаться и стать невидимой. Несколько минут спустя он поднял ее и, не говоря ни слова, отнес в дом.
Подвинув ногой скамейку к огню, полковник бережно усадил ее, сходил за дровами и подложил в камин поленья. Элизабет сидела молча и безучастно. Колтер опять ушел, вернулся с бутылкой бренди, налил ей и себе.
– Выпей, а потом поговорим, – сказал он, выпил сам и, наполнив еще раз свой бокал, сел рядом с ней.
Медленно потягивая бренди, Элизабет смотрела, как огонь лижет поленья. Ее взгляд упал на возлюбленного, тот сидел, упершись локтями в колени и зажав в руке бокал, пламя отбрасывало танцующие тени на его лицо.
Страсть еще не угасла в ней.
Колтер заметил, как дрожат ее руки, поставил бокал, снял мундир и накинул ей на плечи. Он хотел, было обнять ее, но не рискнул. Взяв бокал, полковник сел и уставился в огонь.
Но надо было как-то начать разговор, ему становилось все очевиднее, что, если дать ей время прийти в себя, она снова воздвигнет между ними стену. Колтер попытался ободрить себя мыслью, что он бывалый солдат, а значит, должен найти слабое место в обороне противника.
– Прости меня, – начал он мягко, – за мои слова и тон. Я рассвирепел, потому что потерял контроль над собой, ты тут вовсе ни при чем.
– К чему все это? Ты получил, что хотел, Колтер. Но если у тебя сохранилась хоть капля жалости, не будем об этом.
– Неужели ты считаешь, что единственное, чего я хотел, – это назвать тебя шлюхой?! Его рука так сжала бокал, что побелели косточки. – Неужели, Элизабет? – повторил он, стараясь не смотреть на нее. Ему все с большим трудом удавалось сдерживаться. – Вы просите меня о жалости, мадам. Если она есть у вас самой, ответьте мне. – Он старался заставить себя дышать спокойно. Он очень старался. Очень. – Проклятье! Я не тебя назвал шлюхой!