Он сжал рулевое колесо так крепко, что костяшки его пальцев побелели.
– Выходи, – прошептал он, – или я убью тебя!
– Ты совсем не похож на предателя, каким я его представляю, – продолжал я тем же тоном, – воспитанный, мозговитый, самоуверенный. Почему ты предал такого лентяя, как Бенарес, который был твоим другом? Почему ты стоял рядом и наблюдал, как Полночь наносит свои садистские удары с неистовым желанием унизить человека, твоего старого друга, до уровня животного?
Он наклонил голову к рулевому колесу и быстро отвернулся от меня.
– Я убью тебя, Бойд, – всхлипнул он. – Убью, даже если это будет последнее, что я сделаю...
Я открыл дверцу и вышел из машины. Поезд уже вползал на станцию с тем неторопливым видом, какой они имеют, когда известно, что наплыв пассажиров из Манхэттена ожидается в обратном направлении.
– Не забудь еще, Луис! – я сунул голову в окошко в прощальном выпаде. – Начиная с послезавтра Джонни Бенарес снова живет и борется в Свинбурне, а не лежит под трехдюймовым слоем бетона, где вероломный предатель, которого он считал своим другом, похоронил его!
Я зарегистрировался в отеле "Ковбой" утром 26 октября, витиевато расписавшись – Дж. Дугуд. Клерк в справочном не имел для меня ни писем, ни приглашений, но все же сделал попытку скрасить мой день, сообщив, что кто-то настойчиво осведомлялся о точной дате моего приезда. Затем он дал мне комнату на четвертом этаже с окном на сортировочную станцию, и я просто не мог дождаться того момента, когда же, наконец, мне удастся послушать свистки поездов, потому что вряд ли я смогу заснуть в таких условиях всю долгую ночь.
Позавтракав со всеми предосторожностями (официант усадил меня между двумя огромными горшками с пальмами так, что я был практически не виден), я вышел прогуляться. Гостиница находилась прямо в центре Мэйн-стрит, так что заблудиться я не мог. Я понял, что если появятся сомнения относительно моего местонахождения, то все, что нужно будет сделать, так это найти улицу, по обеим сторонам которой стоят дома, это и будет Мэйн-стрит.
Городок казался тихим и уютным, и в нем можно было бы поселиться, если вы не против того, чтобы каждый день встречать одни и те же надоевшие лица. У меня же просто маленькие городки вызывают пароксизм страха, и если я провожу хотя бы один день в городе с населением менее двух миллионов, то чувствую себя ужасно одиноким.
К пяти часам я осмотрел все, что можно было осмотреть в Свинбурне, и если и осталась какая-то часть, которую я упустил, то это мне было уже попросту все равно. Я вернулся в гостиницу, и в дальнем углу бара нашел свободный табурет, на который с благодарностью взгромоздился. Я цедил свой бурбон и чувствовал себя одиноким, как дикий гусь, улетевший в конце лета вместо юга на север и проведший там всю зиму, удивляясь, где же остальные.