– Почему?
– Потому что я _ненавижу_ Першию, – прошипел он.
– Да?
– Да. Я мог бы перечишлить вше нешчаштья, которые принешли нам Великие Цари, но доштаточно того, что они предательшки шхватили моего вожлюбленного тештя, пытали и жатем рашпяли его. Некоторые, как Ишократ, говорят о том, что эллинам надо объединитьшя и жавоевать Першию, и, вожможно, Филипп, ешли будет жив, попытаетшя шделать это. Однако, – проговорил он уже другим тоном, – я надеюшь, он не будет втягивать в эту войну города Эллады; оплотам цивилизации нет дела до грыжни между тиранами.
– У нас в Индии считают, – сказал я нравоучительно, – что имеют значение только личные качества человека, а не его национальность. Люди всех национальностей бывают хорошими, плохими и никакими.
Аристотель пожал плечами:
– Я жнал и достойных першов тоже, но это чудовищное раждутое гошударштво... Не может быть дейштвительно цивилижованной штраны ш населением больше чем в нешколько тышяч человек.
Не имело смысла рассказывать ему, что огромные государства, какими бы чудовищными и раздутыми они ни казались ему, отныне и навсегда станут неотъемлемой чертой пейзажа планеты. Я старался изменить научные методы Аристотеля, а не его отсталые взгляды на международные отношения.
На следующее утро царь Филипп со своими людьми и шесть учеников Аристотеля ускакали в сторону Пеллы, а за ними потянулся караван вьючных мулов и личные рабы мальчиков. Аристотель сказал:
– Будем надеятьшя, что какой-нибудь шлучайный пущенный иж пращи камень не вышибет иж Алекшандра можги раньше, чем у него будет шанш покажать, на что он шпошобен. Он одаренный мальчик и может далеко пойти, хотя ешли он жакушит удила, то ш ним не шправитьшя. А теперь, мой дорогой Жандра, вернемшя к вопрошу об атомах, о которых ты нешешь такой явный вждор. Во-первых, ты должен прижнать, что, ешли шущештвует целое, должна шущештвовать и чашть его. А отшюда шледует, что нет неделимых чаштиц...
Тремя днями позже, когда мы все еще бились над проблемой атома, стук копыт прервал нашу беседу. Подъехал Аттал с целым отрядом всадников. Рядом с Атталом скакал высокий смуглый мужчина с длинной седой бородой. Его внешность навела меня на мысль, что он, должно быть, тоже прибыл из моего времени, потому что он был в шапке, куртке и штанах. При одном только виде знакомой одежды сердце мое наполнилось тоской по миру, из которого я прибыл, хотя я ненавидел его, когда жил в нем.
Правда, одежда этого человека была не совсем такой, как в моем мире. Шапка представляла собой цилиндрический войлочный колпак с наушниками. Коричневая куртка длиной до колен была одного цвета со штанами. Поверх куртки был надет линялый желтый жилет, расшитый красными и голубыми цветочками. Весь костюм был старым и поношенным, повсюду виднелись заплаты. Сам он был крупным, костистым, с огромным крючковатым носом, широкими скулами и маленькими глазками под кустистыми нависшими бровями.