– Но я думала, что... она, возможно, собирается... выйти за вас замуж и вы... согласитесь, – запинаясь, выговорила Паолина.
– Так вот что вы себе вообразили, – заметил он. – Вы ошибались. Графиня не хотела связывать себя брачными обязательствами – хотя, возможно, она и приняла бы мое предложение, если бы мне удалось убедить ее в том, что я достаточно богат. Нет, она просто намеревалась сделать меня своим кавалером. У каждой знатной дамы в Венеции есть, как вам известно, официальный поклонник, который находится рядом с ней с раннего утра до позднего вечера, ухаживает за ней, выполняет малейшие ее желания и берет на себя все те обязанности, которые претят ее мужу. По сути, он значит в ее жизни гораздо больше, чем законный супруг.
– Я уже заметила, что каждую венецианскую аристократку обязательно сопровождает мужчина, – сказала Паолина. – Но мне казалось, что большинство из них – их мужья.
– Ни одна истинная венецианка не станет волноваться из-за своего мужа, – ответил сэр Харвей. – Те молодые люди, которых вы всегда встречаете рядом с ними, и есть их кавалеры. Но я почему-то уверен, что не гожусь на роль салонного ухажера.
Слова его сопровождались язвительной усмешкой, и Паолина вдруг осознала, что весь мир вокруг был залит солнечным светом.
– Так вот что ей было нужно от вас! – воскликнула она.
– Должен признаться, я был удивлен, когда узнал о том положении, в котором оказалась семья маркиза, – задумчиво произнес сэр Харвей. – Сейчас их в основном заботит лишь то, смогут ли они по-прежнему тратить деньги бедной девушки и после смерти маркиза. Если нет, им придется распрощаться со своим палаццо и с большей частью других удовольствий.
Почему-то это не имело больше значения для Паолины. Девушке было искренне жаль маркиза, она чувствовала горечь из-за того, что у него хватило безрассудства покончить с собой, когда он был еще так молод и полон сил, однако на душе у нее было не столь тяжело после того, как она поняла, что сэр Харвей на самом деле не проявлял интереса к графине. Она посмотрела на него и затем, встав со своего места, произнесла:
– Я рада, так рада... Я боялась, что вы женитесь на графине и тогда я вам буду уже не нужна.
Он положил ей руку на плечо нежным, непринужденным жестом, словно любящий брат.
– Какое же вы еще дитя, – улыбнулся он, – с вашими фантазиями и пустыми страхами. – Сейчас меня беспокоит лишь то, как поскорее устроить ваш брак.
От прикосновения его руки она оцепенела. В приливе облегчения девушка почти забыла, что ей следовало принимать в расчет еще и графа.